– А ты не врешь? – Сэди вздернула губу, и в глазах ее запрыгали озорные бесенята.
– Не вру. Просто не хочу портить впечатления тем, кто еще не видел. – Сэм обвел рукой стоящих вокруг людей.
– Какой заботливый, – весело фыркнула Сэди. – Ну тогда ладно.
Она знала, что он ничего не видел. А он знал, что она это знала, и одарил ее признательной улыбкой. Сэди улыбнулась в ответ.
– Странно, – произнесла она. – У меня такое чувство, словно мы никогда не расставались. Словно каждый день мы приходим на эту станцию метро и пялимся на этот плакат.
– Мы с тобой на одной волне, Сэди.
– Да, мы действительно на одной волне, Сэм. И прости за «типичные сэмовские речи». Ляпнула, не подумав.
– Забей. Какие еще речи могут быть у Сэма? Кстати, ты…
Снова зажужжал блендер.
– Что – я?
– Ты ошиблась площадью.
– Что значит – я ошиблась площадью?
– А то, что это Гарвардская площадь, а тебе нужна Центральная площадь или площадь Кендалла. Ты же, я слышал, учишься в Массачусетском технологическом университете?
– Здесь живет мой парень, – бросила Сэди тоном, ясно говорившим, что распространяться на эту тему она не собирается. – И почему, собственно, их называют площадями? Из них одна только площадь – Гарвардская, да и та – треугольная.
Послышался гудок очередного прибывавшего к платформе поезда.
– Это снова мой, – сказала Сэди. – Снова и снова.
– Такова природа поездов, – философски заметил Сэм.
– Ну да. Поезд за поездом, поезд за поездом.
– А в таком случае пойдем лучше выпьем кофе, – предложил Сэм. – Или что ты там предпочитаешь, если кофе для тебя чересчур тривиально? Масала-чай? Смузи? Комбучу? «Доктора Пеппера»? Шампанское? Какие только неисчислимые блага не предлагает мир прямо у нас над головами! Достаточно оседлать эскалатор и вознестись к радостям пития.
– Я бы с удовольствием, но мне и вправду надо бежать в институт. Учебники – это лишь половина дела. Много знаний оттуда не почерпнешь. Я беру только усидчивостью и прилежанием.
– Очень в этом сомневаюсь, – недоверчиво покачал головой Сэм. Сэди, по его мнению, обладала выдающимся умом.
– Рада была повидаться.
Она стремительно обняла Сэма и поспешила к платформе. Сэм растерялся, не зная, как ее остановить. Будь это игра, он нажал бы на паузу. Или начал бы прохождение уровня заново и на сей раз нашел бы нужные и убедительные слова. Или добыл бы из тайников необходимое снаряжение, которое заставило бы Сэди остаться.
А ведь они даже не обменялись телефонными номерами, в отчаянии подумал он. В его голове юлой завертелся вопрос: как в тысяча девятьсот девяносто пятом году можно разыскать человека? В стародавние времена, когда Сэм был ребенком, люди порой исчезали бесследно и навсегда, однако теперь все изменилось и сгинуть без вести стало намного сложнее. Теперь, чтобы обнаружить человека, требовалось лишь преобразовать его из цифрового формата в осязаемый образ. И по мере того как фигурка его старинной приятельницы, спешившей к платформе метро, уменьшалась, он успокаивал себя тем, что современный мир, с его глобализацией, коммуникационными магистралями и интернетом, также тяготел к уменьшению. А следовательно, он без труда отыщет в нем Сэди Грин. Угадает адрес ее электронной почты – в МТУ все адреса заводились по единому шаблону. Найдет ее в телефонном справочнике, опубликованном на сайте института. Позвонит на факультет компьютерных технологий, представившись компьютерным специалистом. Или наберет телефонный номер ее родителей, Стивена Грина и Шарин Фридман-Грин, до сих пор живущих в Калифорнии.
Впрочем, кого он пытался обмануть? Он никогда никому не звонил, не будучи твердо убежденным, что его звонка ждут с горячечным нетерпением. Он все воспринимал в черном цвете. Вот и сейчас он вообразил, что она отшила его и никаких лекций у нее нет. Что она просто взяла – и избавилась от Сэма. Если бы она действительно хотела с ним встретиться, зудел мозг, она оставила бы ему номер телефона или адрес. А раз не оставила, значит, Сэм для нее – это болезненное напоминание о прошлом, которое она не собирается воскрешать. Или же она поспешила отделаться от него потому, что, как Сэм всегда подозревал, он для нее ничего не значил, – подумаешь, благотворительный каприз богатенькой девочки. А еще этот парень с Гарвардской площади… Какой толк узнавать ее телефон, адрес электронной почты или адрес проживания! Он ни за что не воспользуется этими сведениями! И вдруг со всей феноменологической ясностью он осознал – и осознание это обрушилось на него как гром среди ясного неба, – что, вполне вероятно, он видит Сэди Грин последний раз в жизни и надо запомнить ее в этот ужасно холодный декабрьский день именно такой – стремительно идущей к платформе метро в бежевой шерстяной шапочке, варежках и шарфике. В полупальто верблюжьего цвета, купленном явно не в военной комиссионке, и в голубых линялых джинсах, расклешенных от колена и обтерханных по низу. В черных кроссовках с белой каймой и с раздутой без меры кожаной, коньячного цвета сумкой через плечо. С выглядывавшим из обшлага пальто краешком светло-бежевого свитера и разметавшимися по плечам блестящими волосами, чуть влажными на концах. Такую заурядную, ничем не отличимую от орды других умных, ухоженных студенток, ждущих прибытия поезда. Такую, в которой нет ни грамма настоящей Сэди.