— Ну же! Еще, Карл! Еще! Ах! Ну давай же! Давай!! Поехал!
Карл приседает и подпрыгивает, кряхтит и стонет, мускулы его болят, но он заставляет свое тело преувеличенно отвечать на малейший стимул. Чернокожий подбадривает его, крича от восторга.
— А-ах! — выпевает Карл. — О-ох!
Ах! Ох!
И вверх, и вниз, и вправо, и влево. Взвизгивая и изображая ржание лошади, Карл на четвереньках скачет по кругу в гостиничном номере. Спина и зад мокрые, но не от спермы или пота, ибо, несмотря на все свои сладострастные вопли, чернокожий, насколько Карл может судить, еще не кончал. Спина и зад Карла влажны от крови.
— Ну же, быстрее! Давай, давай, быстрее! Еще быстрее! — снова кричит чернокожий. — Пошел! Пошел! Ура-а!!!
Карлу двенадцать лет. Сирота. Полунемец-полуиндиец. Калькутта. 1911 год.
— Быстрее! Еще быстрее!
Чернокожий, скачущий позади на полусогнутых ногах, имитирует подпрыгивание в седле, одновременно терзая танцующие ягодицы Карла.
— Быстрее, тебе говорят!
Когда Карлу было пятнадцать лет, он ушел из дома, чтобы стать великим художником. Через три месяца он вернулся домой. Из школы изящных искусств его выперли. Мать встретила Карла очень приветливо. Она могла себе это позволить.
— Так! Так, так! Давай, давай же! Молодец, Карл! Ты учишься!
Карлу двенадцать лет. Красное солнце встает над красными кораблями. Калькутта…
Чернокожий сзади прыгает все яростнее, боль в ягодицах возрастает. Карл-конь галопом несется в атаку.
Карлу двенадцать лет. Матери нет в живых. Его отца тоже нет в живых. У Карла две сестры, шестнадцати и семнадцати лет, но они редко видятся. Те стесняются брата. Карл ведет свое дело и, судя по всему, ведет его очень даже успешно.
Карл работает в доках, вытянувшихся вдоль Хули. Его деятельность называется «работа агента». Если морякам или пассажирам кораблей что-нибудь нужно на берегу, Карл либо доставляет им требуемое, либо ведет их туда, где они могут получить желаемое. Карл крутится в этом бизнесе куда успешнее, чем другие ребятишки. Это потому, что у него почти белая кожа и европейский костюм. Карл свободно говорит по-английски и по-немецки, легко может общаться на большинстве других языков, включая несколько местных индийских диалектов. Поскольку юный «агент» прекрасно понимает, когда следует быть честным, а когда можно приворовывать, то пользуется большой популярностью, и люди, сходящие с больших красных пароходов, в первую очередь обращаются к нему за помощью, пользуясь рекомендациями своих друзей, которые уже побывали в Индии. У Карла отличные манеры и он очень сдержан, поэтому к нему одинаково хорошо относятся и индийские, и британские полисмены в порту. (Каждому из них мальчик в свое время оказал какую-нибудь услугу; он прекрасно понимает, как важно поддерживать хорошие отношения с властями.) В порту ходят слухи, что Карл миллионер. Имеется в виду, конечно, состояние в рупиях. Однако в силу того, что над Карлом стоит куча людей, которым нужно отстегивать, все его состояние вряд ли превышает тысячу рупий. Свои деньги совместно с одним из друзей Карл держит в Барракпуре. Это милях в пятнадцати от места, где он работает — так безопаснее. Карл не пытается схватить то, чего не сможет удержать, он вполне доволен своим относительно скромным доходом. Юный «агент» старательно работает, чтобы к двадцати годам стать достаточно богатым человеком и открыть респектабельную фирму где-нибудь в центре Калькутты.
Единственным указанием на полуиндийское происхождение Карла (со стороны матери) является его тюрбан, служащий торговым знаком. По этому тюрбану Карла знают во всей Калькутте. Черный тюрбан из блестящего шелка украшен маленькой эмалированной булавкой, которую подарила одна довольно эксцентричная английская леди, воспользовавшаяся услугами Карла год или два тому назад. Булавка белая с красным и с золотом. На ней изображена корона с перекинутым через нее свитком. На свитке написано «Эдуард Седьмой». Леди сказала, что булавка была изготовлена в память Коронации, а значит вещица эта весьма старинная и, может быть, ценная. Карл счел булавку достойным украшением для своего черного шелкового тюрбана.