— Я думаю, меню лучше выбрать вам, — сказал нигериец. — Я плохо разбираюсь в английской кухне.
И он снова тепло улыбнулся.
Карл взял меню со стола.
— Тогда лучше как обычно, — отозвался Карл, — сэндвичи и пирожные.
— Очень хорошо, — ответ незнакомца был рассеян и беззаботен. У Карла создалось впечатление, что, прикрываясь изысканными манерами, нигериец думает отнюдь не о меню, а о куда более важных вещах.
Карл сделал попытку привлечь внимание официанта. Он был смущен и старался избегать глядеть на своего компаньона. Карл оглядел ресторан. Куда ни глянь — везде пастельные пятна дамских платьев, розовые и голубые. Над столами колыхались многоярусные шляпы, украшенные искусственными цветами. Несколько раз ему попались на глаза шарфы от Джеггера. Наконец появилась официантка. Карлу она была незнакома. Официантка была новая, но выглядела точно так же, как и ее предшественница. Усталая женщина лет тридцати пяти. Худое лицо, желтизну которого не могли скрыть пудра, румяна и помада. Мешки под глазами. Официантка была похожа на ворону. Длинный нос и кривые тощие ноги усиливали сходство. Кожа на носу была вся в угрях. Если судить по рукам, официантке можно было дать раза в два больше. Одна из рук протянулась и открыла блокнот, болтающийся на леске поверх потрепанной черной юбки. Другая рука извлекла карандаш и неуклюжим движением приставила его к бумаге, готовясь писать. Казалось, что у официантки не было сил даже водить карандашом по бумаге.
— Два чая, пожалуйста, — сказал Карл. Он постарался, чтобы голос его был преисполнен непринужденности и симпатии, а на лице появилось приятное выражение. Но официантка не обратила внимания ни на лицо, ни на голос.
— Благодарю вас, сэр.
Блокнот упал и повис на леске. Официантка не стала ничего записывать. Неуклюже, как мокрая ворона, она заковыляла в сторону кухни и широко распахнула дверь, будто готовясь войти во врата ада.
Карл ощущал, как длинные ноги нигерийца прижимаются к его собственным ногам. Он вежливо попытался освободиться, но не смог. Чернокожий, похоже, не замечал, что причиняет Карлу неудобство; наклонившись вперед, он утвердил локти на покрытом белой изящной скатертью столе и глядел прямо Карлу в глаза.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я веду себя грубо, старина? — проговорил он.
— Грубо? — Карл опустил глаза.
— Мне думается, ты способен на большее, нежели водить по городу усталого и пресыщенного туриста.
— Да нет, что вы! — услышал Карл собственный голос. — Боюсь, я мало что знаю о Нигерии. Мне бы хотелось узнать побольше. Конечно, я следил за статьями Биафрана в газетах (может быть, не стоило этого говорить?).
— Кстати, у вашего Альфреда были схожие проблемы с его «разбегающимися государствами».
— Пожалуй, — Карл имел самые смутные представления о том, кто такой был Альфред и что он сотворил.
Вернулась официантка, неся с собой мельхиоровый поднос, на котором стояли чайники и молочник, а также чашки, блюдца и тарелки. Все — из того же неизменного мельхиора. Она принялась расставлять приборы. Нигериец откинулся, продолжая улыбаться, глядя Карлу в глаза. Каждый раз, когда официантка что-то ставила перед Карлом, тот машинально бормотал: «Благодарю вас». Каждый раз, когда кто-то затрачивал на него, Карла, хоть толику своего труда, Карл реагировал этими жалкими звуками: «Благодарю вас». Это началось еще с детства, после того как однажды мать дала ему понять, какого труда и денег ей стоит готовить для него пищу.
— Буду ли я матерью? — сказал Карл. И снова довольно-таки приятное чувство слабости охватило его.
Нигериец, казалось, не обратил внимания на эти слова. Он сидел, отвернувшись, снова целиком уйдя в какие-то свои потаенные мысли. Карл видел его красивый профиль. Очевидно, что-то в саду заинтересовало нигерийца. Карл повторил, на этот раз громче и настойчивее:
— Буду ли я?..
Нигериец сказал:
— Прекрасно.
И тут Карл осознал, что изо всех сил пытается понравиться своему компаньону. Пытается привлечь на себя все внимание чернокожего незнакомца. Карл чувствовал, что готов сделать все от него зависящее, только бы негр обратил на него свое благосклонное внимание. Он разлил чай, протянул чашку своему новому другу. Тот рассеянно принял ее.