У меня мама, как я уже говорил, из Сибири. Она мне про тамошние красоты время от времени даже что-то рассказывала. Но в Сибири есть еще одна уникальная особенность — лагеря для тех самых непонятливых.
Я ведь в Сибири и родился — у белой мамы и у черного папы, бразильского инженера, которого почему-то именно туда послали немного подработать. Замшевым я получился, необычной расцветки для ослепительно белых русских снегов. Но я не помню этих снегов, потому что меня увезли в Бразилию совсем еще маленьким.
А ведь русские, которых укорачивают на голову, все местные! Что же они намеков-то не понимали?
Иван как раз понял. И сразу слинял в Англию. Правда, сначала полгода пожил в Швейцарии, в Женеве. И только уже потом решил, что в Англии лучше. Именно в это время он стал крепко выпивать и почти втянулся в это легкое и вольное дело. Однако что-то внутри него крепко нажало на тормоза, и он вообще отказался от спиртного. Вокруг все думали, что Иван в прошлом алкоголик, а он никого и не разубеждал.
Может, он и был алкоголиком по рождению, но вовремя сам об этом догадался и надавил себе на глотку. Потому-то, проживая уже в нашем парк-отеле, он с такой брезгливостью относился к постоянным запоям другого русского — Товарища Шеи.
Однако вернемся в те годы.
К нему в Англии подкатил беженец из России, сказочно богатый тип. Этот неутомимый интриган предложил употребить все силы и средства, чтобы тех, кто им намекал уплыть из родины подальше, тоже выставили из России. То есть поменяться с ними местами.
Иван сказал мне, что сначала он тоже очень сильно рассердился, ведь столько риска было на родине, столько крови там утекло, столько денег прошло через его руки, что обидно было до слез все это терять. Поэтому он поначалу и снюхался с тем интриганом.
Кроме того, привычка срывать банк, вопреки правилам и лишь благодаря близости к высшей власти, тут оказалась почти неприличной. Впрочем, и здесь подобное иной раз происходило с местными выскочками и прохиндеями, но рано или поздно другие выскочки и прохиндеи хватали их за задницу и тянули в тюрьму на целую человеческую жизнь, а то и на несколько. Там же, где привык жить и хватать все, что плохо лежит, Иван, тюрьмы можно было избежать. Для этого необходимо было не отступать от двух обязательных условий: делиться (это первое правило), и делиться только с конкретными людьми, надежно держащими политическую власть в своих крепких руках (это — второе условие). Стоило нарушить первое правило, а следом за ним почти автоматически — второе, и вот ты уже в беде.
Когда-то тот властный приятель его сестры сказал Ивану:
— Советский социализм отличался от западного капитализма одним принципиальным условием: у них деньги делали власть, а у нас власть делала деньги. Социализма не стало, мой друг, а принцип сохранился. Не стоит с этим конфликтовать. Себе дороже. Это ведь система, а не просто внутренний договор. Целая система, с которой уже давно согласились все. В том числе западные партнеры. То есть с нами они стараются играть по нашим правилам. Потому любая эмиграция в их сторону — дело ненадежное и всегда временное.
Но Иван это на какое-то время забыл, тем более тот интриган развивал совершенно другую теорию — собственную, лукавую. Впрочем, он всегда был человеком лукавым.
А тут прилетает на помеле из Москвы сестрица Надежда. Свеженькая такая, не тронутая неприятностями, даже наоборот, прямо-таки цветет. Оказывается, ее главный доброжелатель и сердечный друг теперь уже очень комфортно сидит у подножия трона и страстно лобызает главную ручку. Она и говорит братцу своему, дескать, хватит лить слезы и якшаться с разными шутами, особенно с отставными, потому что в жизни еще не все сделано и не все от нее взято.
Стал Иван Голыш задумываться — как тут быть. С одной стороны, Надя клянется, что ее приятель соорудит нашему Ивану крепкую «крышу». У них есть такое выражение. Мы бы сказали не так. Но они говорят только так. А с другой стороны, денег у него полным-полно, на сто жизней хватит, и чего от добра добро искать?
Надя стала нервничать.
— Ты, — говорит, — со мной совсем не считаешься! Я тебе все это устроила, а ты сразу полез со своей признательностью к тому старому уральскому пьянице, который дирижировал иностранным оркестром под хохот всего мира, да еще потом потешал американского президента в Белом доме. Спьяну, как всегда! Теперь вот и у меня будут неприятности, — сказала она. — И у моего друга. А нам они совершенно ни к чему.
Очень кстати в это время в Англии умер скандальный русский парень: то ли его свои отравили, то ли чужие, но парень этот был связан с тем отставным интриганом.