Там вообще-то запутанная история, грязная. О ней много везде писали, говорили, выступали политики, дипломаты, разведчики, прокуроры. Но все это так ничем и не кончилось. И главное, не кончится! Ведь вся цивилизованная история человечества неразрывно связана с жестокими отравлениями и резней во дворцах. Травили и резали царей, королей, принцев, принцесс, их придворных, верных слуг и даже рабов. А кого не успевали отравить или зарезать, вешали, душили, обезглавливали, топили. И ничего, человечество продолжало жить и даже не особенно тужить.
Важно, чтобы это происходило не с тобой, а с кем-нибудь другим, очень далеким. Но когда это вдруг случается с кем-нибудь близким или хотя бы находящимся с тобой в одном пространстве, делается не по себе.
Иван смекнул, что пора выбирать, с кем ты и для чего.
У нас тоже был такой случай. В Нью-Джерси, в психбольнице. Попал туда пожилой химик. Он стал заговариваться, изобретать что-то необычное, ругаться со всеми подряд. Его проверили, и родственники решили, что он болен на всю голову. Отправили в Нью-Джерси, в клинику к моему сумасшедшему родственнику. Так этот химик и там умудрился пробраться в лабораторию и из подручных средств соорудить какое-то химическое оружие. Не знаю, что он там слил одно с другим, но вышло что-то жуткое. В результате отравилось насмерть семь человек, включая одного санитара и одного интерна.
Иван, конечно, о нашем химике так никогда ничего и не узнал, но сообразил, что случиться с ним может всякое, и выбрал худшее из двух худших — вернулся домой. Кроме того, Надю было жаль. Все же, наверное, единственная родня. О родителях же Иван больше не вспоминал.
Как только Иван вернулся в Москву, его пригласили куда-то (он не говорил, куда именно) на долгий разговор. Разговор длился месяца полтора, без выхода на свободу. Выжимали из него все соки, как из апельсина.
У нас так же давили до полной усушки того старика химика. Тоже приезжали серьезные ребята из Вашингтона и забрали его с собой. Его, правда, вернули через месяц, но очень уж сломленным. Он еще полгода прожил и умер. Сердце подвело. До этого был суд, который окончательно признал его идиотом.
Над Иваном никакого суда, разумеется, не было. Его, наверное, было за что судить и даже казнить. Бывший шеф-то был все-таки убит кем-то, а деньги его пропали до последней копейки. Там родня очень лютовала, но почему-то вся вдруг разом заткнулась.
Вернули нашего Ивана на все его должности и обязали поддержать какие-то важные политические проекты. А еще разоблачить всенародно того лондонского интригана как вора и мерзавца. Вот это последнее Иван делал очень неохотно и не лично, а через свою Надю. Она давала интервью, очень умно и доходчиво все рассказывала, а чтобы не возникло сомнений в том, что имеет право представлять брата перед общественностью, сконструировали какую-то партию, где Иван стал главным человеком, а его сестра возглавила политический пиар.
А потом она даже какое-то время занимала его место. Он вроде бы устал от политики и политиков, а она еще нет.
Перерыв в его политической карьере официально объяснили тем, что он где-то повышал свою деловую квалификацию и вообще совершенствовал себя как промышленника.
Опять бойко пошла торговля его продукцией, время от времени прерываемая пыльными ссорами с партнерами, скандальчиками с дорогими проститутками и содержанками, которые везде сопровождали нашего Ивана, как первого жениха королевства. Руку и сердце ему предложила одна довольно молодая светская дамочка, так или иначе связанная с властью. Иван эту трепетную руку отверг, вследствие чего разгорелся еще один скандал, потому что не отвергать ему настоятельно советовали на самом верху. Дамочку надо было срочно правильно пристроить — она стала много и довольно бойко болтать. Нервничала дамочка и капризничала.
Но Иван где-то на севере Франции, под самое Рождество, познакомился с другой очаровательной дамой, наследницей какого-то европейского титула. И тут за него взялись уже европейские адвокаты и стоящие за ними прохиндеи-политики. Миллиардное состояние Ивана (а к тому времени даже уже многомиллиардное) интересовало абсолютно всех.
Теперь Надя прилетела к брату уже в Париж, где он наслаждался любовью с молодой принцессой или герцогиней, и категорически потребовала вернуться. Тем более наверху было решено начинать очередной важный политический проект, в котором ему отводилась хоть и периферийная, но все же вполне ответственная роль. Могли опять возникнуть проблемы с его счетами, недвижимостью, с двумя огромными яхтами, стоящими одна в Монтенегро, а вторая в Швеции, с тремя личными самолетами, которые вдруг все разом лишились летных лицензий, с продукцией, с ее отгрузкой и погрузкой, с хранением, продажей, а главное, со стоимостью акций.