И очень скоро все сомнения рассеялись: они подъезжали к Москве.
Об этом говорили и названия на щитах, и широкие ровные дороги, и растущие по сторонам шоссе новостройки.
Водитель «мерседеса» включил мигалку. Ночные улицы проносились за окном – темные окна жилых домов, ярко освещенные ночные клубы и рестораны.
Они ехали в центр.
В самый центр города, в самый центр огромной страны.
11 декабря 2006. Москва, Кремль
«Мерседес» притормозил возле тускло освещенных Боровицких ворот, навстречу шагнул охранник в пятнистом комбинезоне, проверил документы водителя и отступил в сторону.
Шлагбаум поднялся. «Мерседес» въехал на территорию Кремля.
Спутник повернулся к Павлу, коротко бросил:
– Выходим!
– Разговорился! – усмехнулся Павел, выбираясь из салона.
Перед входом их ждали.
На этот раз Павла окончательно освободили от наручников. Более того, новые провожатые были достаточно вежливы, предупреждали его о крутых ступеньках, открывали перед ним двери, однако ни на какие вопросы по-прежнему не отвечали.
Его долго вели по длинным коридорам, тускло освещенным включенными через один светильниками, и наконец ввели в небольшую, почти пустую комнату. Здесь были только два кресла и низкий столик, с потолка лился ровный неяркий свет.
– Надеюсь, вас не нужно предупреждать о том, что каждое ваше движение контролируется, – проговорил один из сопровождающих, прежде чем покинуть комнату.
– Да объяснит мне кто-нибудь, что происходит? – взмолился Павел.
Однако и на этот раз ему ничего не ответили.
Дверь закрылась.
Павел остался один.
Он обошел комнату по периметру, затем дважды пересек ее от стены до стены.
Ничего не происходило.
В комнате не было ничего, кроме двух кресел и стола, и никого, кроме самого Павла.
Наконец Павел уселся в одно из кресел и решил ждать.
В конце концов все должно как-нибудь разъясниться. Не зря же его вытащили из собственной монотонной, безрадостной жизни и привезли сюда...
Минуты шли за минутами, но по-прежнему ничего не происходило.
Павел расслабился, глубоко вздохнул...
И в это время дверь негромко скрипнула.
Он поднял взгляд... и вскочил, не веря своим глазам.
На пороге стоял человек, которого он когда-то встречал едва ли не каждый день. Человек, которого последние годы ему доводилось видеть только на экране телевизора и на первых страницах газет.
Президент.
– Сидите, Павел Николаевич! – Президент остановил его жестом, улыбнулся одними глазами. – Сидите, а то моя охрана нервничает. Они настояли на том, чтобы видеть вас. Но не слышать – имейте в виду, наш разговор никто не слышит, кроме нас двоих.
Он опустился во второе кресло, некоторое время внимательно разглядывал Павла.
Павел справился с удивлением и наконец выдавил из себя:
– Здравствуйте, Владимир Владимирович... я не ожидал... мне никто не сказал...
– Разумеется. – Президент снова улыбнулся одними глазами. – Они и сами не знали, куда вас везут и с кем вы встретитесь. Каждый человек отвечал только за свою часть операции. Иначе все это не имело бы никакого смысла...
Он снова помолчал и продолжил совсем другим тоном, деловым и суховатым:
– Мне нужен незасвеченный человек. Не связанный ни с одной из спецслужб. Но при этом достаточно профессиональный и, самое главное, надежный. Дело в том, что в сложившейся ситуации я совершенно никому не могу верить...
– Но почему я? – проговорил Павел. – Ведь вы знаете, что меня списали... отправили в отставку... вы знаете, что я едва избежал серьезного обвинения...
– Я все знаю. – Президент снова сделал рукой предостерегающий жест. – Я помню вас по Петербургу... вы были честным, порядочным человеком, а в этом отношении люди не меняются.
– Я изменился, – с горькой усмешкой ответил Павел. – Вся моя честность осталась в прошлом... она кончилась восемь лет назад. Точно так же, как и весь мой профессионализм. Нет, я не тот человек, который вам нужен. Я обычный таксист, точнее – ночной извозчик, мелкий бомбила, как сейчас говорят.
– Позвольте мне самому судить! – прервал его президент. – И выслушайте меня до конца...
– Как я могу не выслушать вас! – усмехнулся Павел. – Вы как-никак президент!
– Так вот... – Президент наклонился к Павлу через стол, несколько секунд исподлобья смотрел на него, словно пытаясь прочесть его мысли, наконец бросил на стол несколько фотографий: – Вы знаете этого человека?
Павел вгляделся в больное, изможденное лицо, обтянутое желтой пергаментной кожей.
– Я знаю, кто это, – ответил он, перекладывая снимки. – Сейчас это знает каждый. Для этого достаточно хотя бы изредка включать телевизор или развернуть любую газету. Бывший офицер ФСБ Алексей Литовченко, перебежчик... лично я его не знал.
– И это хорошо, – кивнул президент. – Иначе у вас были бы точки пересечения. Вас могли бы вычислить. А так – вы никому не известный человек, темная лошадка, ни с кем не связаны. У вас нет никаких засвеченных контактов. Поэтому вы можете отправиться в Лондон и выяснить, кто стоит за его смертью...
– Вы же человек из Комитета! – удивленно проговорил Павел. – Вы прекрасно знаете, что раз попав в списки Управления кадров, я там буду числиться до самой смерти! Так что вычислить меня не представляет никакого труда!
– Говорю вам – не перебивайте! Все-таки у меня есть кое-какие возможности. – Президент усмехнулся. – Вы больше не числитесь в кадровых списках. Вас оттуда вычистили. Так что теперь вы – человек-невидимка, человек без прошлого...
– Без прошлого? – повторил Павел как эхо. – Нет, Владимир Владимирович! Я никуда не могу деваться от своего прошлого! И то, что вы вычистили меня из списков Управления кадров, ничего не меняет. Я не перестану каждую ночь видеть один и тот же сон! Не перестану снова и снова переживать то, что случилось восемь лет назад! Извините, но даже вы не властны над прошлым!
Он резко выдохнул, закрыл лицо руками и продолжил тихим, дрожащим голосом:
– Именно поэтому я работаю по ночам. Все равно мне не удается заснуть, пока не вымотаюсь до последнего предела. И даже тогда... стоит мне закрыть глаза, как я снова и снова вижу лестницу, и залитый кровью коридор, и то, что я застал в своей квартире восемь лет назад...
Прошло восемь лет, но он помнил все так, как будто это случилось только вчера.
Тогда он работал в Управлении охраны УФСБ Петербурга, отвечал за безопасность нескольких политиков федерального уровня, находившихся на их территории. В частности, за безопасность известной женщины-политика, депутата Государственной думы.
В тот день ничто не предвещало трагедии.
Жена проводила его до лифта, поправила шарф, коснулась щеки легким прощальным поцелуем. Павел был счастлив.
Накануне она встретила его с работы загадочная, словно светящаяся изнутри.
– Ты была у врача? – Павел склонился над ней, бережно взял ее лицо в ладони, вгляделся в него.
– Угу! – Она смешно, по-детски наморщила лоб, опустила веки. – Шесть недель!
Павел обнял ее и закружил по квартире...
– Осторожнее! – завизжала она. – Поставь меня на место! Разве можно так обращаться с беременной женщиной!
Если бы он тогда знал... если бы знал!
В одиннадцать часов его подопечная, женщина-политик, должна была встретиться с адвокатом, который вел в то время громкий процесс, замешанный на больших деньгах и большой политике. Встреча была назначена в офисе адвоката на набережной Екатерининского канала.
Павел заранее проверил подходы к офису, отметил опасные точки – подворотню, проходной двор, выходящий на Малую Конюшенную. Подворотню поручил Вале Елисееву, двор решил перекрыть сам. Ждал в машине прибытия объекта, привычно просчитывая возможные варианты событий.
И когда ему сообщили по переговорнику, что объект на подходе, резко, тревожно зазвонил мобильник.
На дисплее аппарата высветился номер жены.