Павел Леонидов работал с Людмилой Зыкиной, Владимиром Высоцким, Иосифом Кобзоном, Майей Кристалинской.
Михаил Дорн занимался Тамарой Миансаровой, Валерием Ободзинским, группой «Четыре Ю»… А позднее – и нами: Аллой Иошпе и Стаханом Рахимовым.
Мы были самыми молодыми в этой когорте. Наименее опытными и наиболее несведущими в непростой эстрадной жизни.
Михаил Сергеевич Дорн. Красавец немец, высокий, сине-голубоглазый… Таких никто раньше и не видел у нас в концертной организации. Таких вежливых. Улыбчивых. Интеллигентных… Он появился у нас неожиданно и сразу привлек всеобщее внимание. И со своей интуицией сразу же отметил нас, как только мы появились на эстрадном горизонте.
А «свой» администратор нам оказался кстати.
Мы – ребята из самодеятельности. Из науки. После первых же наших – еще поодиночке – выступлений по телевизору (моей «Царевны Несмеяны» и Стахана «Арабского танго») нас стали везде узнавать. И мы, обалдевшие от возможности наконец-то бросить все и заниматься только любимым делом, бросились с головой в эту сумасшедшую жизнь. Да еще вместе!
Как же мы были счастливы, когда приглашали петь! Не платят – и не надо! Лишь бы петь! А если говорили, что выступление за деньги, никогда не просили оплату заранее, как делали «нормальные» артисты. И тем более не требовали денег заранее. Только благодарили за каждое приглашение, за каждую возможность выйти на сцену.
И были действительно счастливы.
Но Михаил Сергеевич думал иначе. Считал, что мы вообще не подготовлены к эстрадной жизни.
А непосредственным поводом к тому, что нас «надо воспитывать и учить уму-разуму», был инцидент, с которого и родилось близкое сотрудничество с Мишей Дорном. Даже дружба. Это было в одной из первых гастрольных поездок. Тогда случился у нас скандал с музыкантами. Вернее, у них с нами. Первый в нашей недолгой практике. Мы были недовольны поведением ребят, а музыканты – нами. Вернее, нашими требованиями. К тому, как они относятся к работе, репетициям… Как ведут себя на сцене во время концерта…
Музыканты вообще-то народ сложный. А тут – мы. Новички. Люди пришлые. Их злило, что мы, которые без специального образования, пользуемся особыми привилегиями. И у концертной организации, и у филармоний разных городов: люксы в гостиницах, на концерты – не автобус с музыкантами, а отдельные легковые машины… Но главным, конечно, было то, что за концерт музыканты получали гораздо меньше нас. Во много раз меньше. Солисты так получали во всех эстрадных коллективах.
Конечно, музыкантов можно было понять. Они долго учились в музыкальных школах, потом – в музыкальных училищах, а кто-то и в консерватории или в Гнесинке. А тут – какие-то пришельцы! И еще что– то требуют от них, заставляют репетировать постоянно, готовить новые песни, новые программы… Да еще и «придираются»: исполнение не то, поведение. А мы еще запрещаем им перед концертом пить, ставить бутылки с пивом на рояль…
Все накопилось.
И вот – скандал.
Тогда Михаил Сергеевич был с театром в этом же городе на гастролях. Увидел нашу афишу и решил навестить нас в гостинице.
Пришел.
Стахан – у музыкантов, что-то они там выясняют. А я сижу в номере – рыдаю. Взахлеб пытаюсь что-то объяснить…
Опытному зубру все сразу становится ясно.
– Дорогие мои, вы ненормальные, – говорит он. – Вы не знаете себе цены. Ваш ансамбль – эти засранцы должны благодарить судьбу, что попали именно к вам! А вы еще выясняете их претензии!
И, возмущенный и злой, направляется к музыкантам.
– Я этим гадам все сейчас объясню!
И все объяснил. «Гадам».
– Скажите спасибо, вашу так-то и туда-то, что они – скромные, интеллигентные ребята. Но они – талантливые, влюбленные в музыку! Потому и требуют! И от себя требуют! И еще пытаются что-то вам, лабухам, объяснить. Втолковать. Чему-то научить. Настоящему!
И распалился еще сильней:
– У других вы б летели к… матери и работали б один гребаный концерт в месяц! Да по дырам! А они, дураки, еще хлопочут перед министерством, чтобы вам ставки концертные подняли!
Миша все не мог успокоиться:
– А сколько у вас в месяц концертов с ними?! Много? Значит, и зарплаты нормальные! А я сделаю так, что у них будет работы еще больше, с-суки… А если не уйметесь, то – без вас!
От этого удивительно спокойного и воспитанного человека никто никогда не слышал таких выражений и слов. Даже несмотря на его десятилетнее тюремное прошлое. В этот раз он говорил с ними на их языке.
И они его поняли.
Совсем молодым человеком Михаил Дорн был осужден на десять лет по доносу «друга». За анекдот. Сидел по политической статье вместе с известнейшим режиссером Леонидом Викторовичем Варпаховским. Спустя многие годы Миша и познакомил нас с этим удивительным человеком. Человеком самой высшей пробы.