И, разумеется, был еще Гаррет. Верный своему обещанию, он не докучал ей ухаживанием. Но по-прежнему смотрел на нее так, словно она была леденцом или мороженым на палочке, и она знала, что ей стоит только поманить пальцем…
Тем не менее, уверяла она себя, все идет прекрасно. Или по крайней мере настолько прекрасно, насколько это возможно при том, что судьба Гленнхейвна висит на волоске.
— Брук Гамильтон!
Раскатистый голос Гаррета ворвался в гостиную мисс Коры, где девушка перебирала носовые платки и шарфики, которые доставала из переполненного шифоньера. Сидевшая рядом Молли испуганно подняла глаза.
— Брук! Идите сюда — сейчас же!
Глаза Молли расширились.
— Ого! — воскликнула она. — Гарт, кажется, вне себя. Нам лучше пойти.
— Мне лучше пойти. — Брук не знала, что случилось, но решила выяснить это без Молли.
Однако она опоздала. Молли уже была за дверью.
Брук побежала следом. Вихрем влетев в комнату Гаррета, она остановилась как вкопанная.
На кровати Гаррета сидел Гейбл и облизывал лапы. Вокруг него валялись остатки свитера… свитера Гаррета. Негодник даже не потрудился принять виноватый вид!
Брук испуганно переводила взгляд с бесстыжего животного на владельца свитера, который, кажется, готов был схватить Гейбла и придушить. Напряжение росло; Брук затаила дыхание.
И тут Молли начала хихикать. Одной рукой она прикрывала рот, но не могла удержать смеха. Гаррет грозно обернулся к Молли.
Девочка показала рукой на остатки свитера.
— Гарт, помнишь, ты рассказывал мне про кота, который проглотил канарейку?
— Ну да, но при чем здесь это?
Молли затряслась от смеха.
— Гейбл похож на кота, который проглотил свитер. У него в зубах застряли нитки!
Какое-то мгновение Гаррет смотрел не отрываясь на кота, а затем начал улыбаться… посмеиваться… и наконец разразился хохотом.
Сев на край кровати, он раскрыл объятия, и Молли, не раздумывая, бросилась в них. Оба безудержно хохотали. Брук какое-то время смотрела на них, затем тихо повернулась и выскользнула за дверь. Она была здесь лишней — этот момент принадлежал только им двоим.
Позже она извинилась перед Гарретом и предложила замену его свитеру.
Но он на ее предложение лишь пожал плечами и улыбнулся.
— Объятие Молли стоит дюжины свитеров, — сказал он, — это даже смягчило мое сердце в отношении старины Гейбла.
Последние слова тут же смягчили сердце Брук в отношении самого Гаррета. Мужчина, который так заботится о ребенке, что способен снисходительно отнестись даже к ненавистному коту, не может быть совсем пропащим. Она почувствовала, что ее сердце даже слишком смягчилось.
— По крайней мере позвольте мне как-нибудь компенсировать нанесенный вам ущерб, — настаивала она, — что-нибудь на ваш выбор…
— На мой выбор? — Этот огонек в его золотистых глазах заставил ее насторожиться.
— Кроме того, — произнесла она смеясь, — что я по-прежнему не собираюсь приносить вам завтрак в постель…
— Вы обходитесь со мной хуже, чем с кошками, — пожаловался он со скорбным видом.
— Кошки никогда не злоупотребляют моим расположением, — парировала она.
— Насколько вам известно, — прибавил он, подмигнув ей. — Ну ладно, сдаюсь. А как насчет… того, чтобы искупаться сегодня вечером? Вы, Молли и я. Я устрою барбекю.
Она замотала головой.
— Не могу.
— Но…
— Послушайте, это я проиграла пари, — мягко напомнила она ему, — а не вы. Я готова расплатиться… — Она приподняла одну бровь. — В разумных пределах. Я устрою для вас с Молли ужин у себя, идет? Я не большой специалист по барбекю, но соус и рис получаются у меня хорошо.
— Что, это свидание? — Он протянул руку, словно для пожатия.
Она спрятала свою за спиной.
— Не свидание, а просто встреча… нет, приглашение на ужин.
— Нет, свидание. Не обманывайте саму себя.
Прежде чем она сообразила, что он делает, или по крайней мере отдала себе отчет в этом, он заключил ее в свои объятия.
И поцеловал ее с таким страстным желанием, с каким никогда еще не целовал и какому она не знала, как противостоять.
Не раздумывая, она обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Она не протестовала, когда он приподнял ее, только припала щекой к его шее, судорожно хватая ртом воздух.
Но когда он опустил ее на кровать с балдахином, она застонала и выскользнула из его объятий.
— Перестаньте, Гаррет.
Он перестал. Уже поставив одно колено на кровать, он смотрел на нее так, как будто не мог поверить в это.
— Вы шутите? — спросил он глухим голосом.
Она страдальчески тряхнула головой, потом спрятала свое пылающее лицо в руках.
— Нет, — тихо ответила она. — Я не желаю быть еще одной зарубкой на спинке вашей кровати.
— Еще одной? — ошарашенно произнес он. — Так вот что, по-вашему, происходит здесь?
Она заставила себя отнять руки от лица и взглянула на него.
— А что же еще? Я уже вам не раз говорила, что не желаю этого. И сейчас тоже. Если это все, чего вы хотите от меня…
— Нет… не все.
— Ага, чуть не забыла, вас интересует еще и мой дом.
Он рывком поднялся с кровати и обеими руками откинул с лица волосы. Он не разозлился, скорее, не знал, что и думать.
— Господи, Брук, вы просто маньячка!
Она посмотрела на него с недоумением.
— Кто бы говорил! Что же касается моей земли…
— Да забудьте вы о проклятой земле!
Она уставилась на него.
— Но разве не в ней все дело?
— Черт возьми, я уже не знаю, в чем дело! — Он судорожно глотнул воздух. — Простите мне мое разочарование, но я правда думал…
Что же он думал? Что же он такое думал?
— Неважно что, — грубо продолжал он. — Шесть подойдет?
— Подойдет для чего?
— Для ужина, для чего же еще?
— О… да. Конечно. Но вы уверены, что вы все еще хотите прийти после того, что случилось?
Он повернулся к двери и бросил на нее через плечо загадочный взгляд.
— Ничего не случилось. С вами ничего никогда не случается. Я, конечно, приду. — Его глаза сузились. — Вы ведь не передумаете, да?
— Не… нет. Дело в том, что… — В чем? В том, что она не может находиться с ним в одной комнате, не испытывая желания оказаться в его объятиях? Что, находясь в его объятиях, она жаждет оказаться в его постели? Что, если бы она когда-нибудь уступила этому желанию, она до конца дней своих не смогла бы простить себе?
Чувствуя полную беспомощность, она сдалась.
— Что ж, увидимся в шесть.
— В шесть.
Брук смотрела, как он выходит из комнаты, затем долго сидела, уставившись на дверь, пока на ее глаза не навернулись слезы и не затуманили ее взгляд. Тогда она прижалась щекой к атласному покрывалу и дала волю слезам. Она и не догадывалась, что у нее так много скопилось слез.
Чувствуя, что ее сердце разрывается на части, она вдруг ощутила, как что-то влажное и теплое ткнулось ей в висок. У нее перехватило дыхание, она застыла в оцепенении. Что за…
Замерев, Брук осторожно приоткрыла один глаз, приготовившись либо вскрикнуть, либо убежать, либо отбиваться от того, что подстерегало ее по ту сторону слез. Это оказалось чем-то большим, и мохнатым, и…
Барон тихонько заскулил и лизнул ей руку. Брук никогда не видела такого сочувствия в глазах другого живого существа, а может, она просто нуждалась в сострадании, и потому оно ей почудилось. Но она не могла ошибиться — большая собака проявляла к ней заботливое участие. С придушенным всхлипом Брук обвила ее шею и зарылась лицом в ее жесткую шерсть.
Иногда, думала девушка бессвязно, мы не должны отказываться от предлагаемого сочувствия, даже если исходит оно от собаки.
Ей стало гораздо легче. Она всегда держала свои эмоции под контролем, и было невероятным облегчением наконец дать им волю.
Не меньшим облегчением было и то, что в лице Барона девушка обрела друга. Нельзя сказать, что она изменила свое мнение о собаках вообще, — например, девушка по-прежнему испытывала отвращение к этому маленькому ужасному Ларри. Но она была готова признать, что Барон — особый случай.