Луиза покачала головой, выражение ее лица сделалось задумчивым, когда она до плеч укутала Сета одеялом.
— Только через семнадцать лет отец перед смертью признался мне, что приказал убить тебя, а его слуга вместо этого оставил тебя в приюте Сент-Джона. Я пыталась отыскать тебя, но безуспешно. — Казалось, она что-то хотела добавить, но вместо этого поцеловала его в лоб. — Вот и вся история, мой мальчик.
— Не совсем, — возразил он, улыбнувшись от ее материнского поцелуя. — Я знаю, что ты овдовела в 1851 году, незадолго до смерти твоего отца, а через год вышла замуж за Мартина. Но я не знаю, как вы соединились и почему ты приехала в Денвер.
— Отец Мартина умер примерно в то же время, что и мой, и он вернулся в страну, чтобы продать то, что осталось от его родителей. Судьбе было угодно, чтобы мы встретились с ним на той же самой дороге, где он спас меня восемнадцать лет назад. Когда я рассказала ему о тебе и о вероломстве моего отца, мы помирились. Через месяц поженились. Ты уже знаешь, что у нас с Корнелиусом не было детей, так что вся его собственность досталась его сыновьям от первого брака. То, что осталось от состояния Ван Кортландов, пошло на лечение Питера. Нас ничто не связывало с теми местами, и поэтому мы решили отправиться на Запад и все начать сначала. Если не считать беспокойства о твоей судьбе, мы с Мартином счастливо жили вплоть до его смерти два года назад. И это действительно конец истории. Если ты не хочешь немного поесть, то я жду, что ты выполнишь свою часть уговора и поспишь.
Сет отказался от еды.
— Я посплю.
Похлопав его по щеке, Луиза поднялась.
— Я буду рядом, если тебе что-нибудь понадобится.
Когда она начала собирать мокрые полотенца и взяла тазик с водой, то стала напевать ту самую песню, которую он услышал, когда пришел в себя.
— Какая приятная мелодия, — пробормотал он. — Что это?
— Это датская колыбельная, которую мне напевала моя мать, когда я была маленькой. Я обычно пела ее тебе, когда носила тебя. — Она хмыкнула. — Ты был активным ребенком и сильно брыкался, а эта песня успокаивала тебя.
Упоминание о колыбельных и о детях напомнило ему о Пенелопе и ее «Песне снов», которую она пела Томми. Глухим от волнения голосом Сет спросил:
— Пенелопа… как она?
Луиза со вздохом поставила тазик на стул.
— Большую часть времени она спит, хотя сейчас начала разговаривать. Она рассказала мне о твоем сыне… мне очень жаль. Я знаю, как это тяжело, когда не имеешь возможности любить своего собственного ребенка.
— Я был слишком болен, чтобы ощутить это горе, — признался Сет, чувство вины наполнило его. Пока он лежал здесь в сладком забытьи, Пенелопа, без сомнения, сильно страдала. Ему так захотелось поддержать ее, успокоить, сказать, что впереди у них целая жизнь, и он спросил: — Я могу ее увидеть? Я имею в виду после того, как посплю?
Луиза отвернулась от него, но в ее поникших плечах было что-то такое, от чего холодок пробежал у него по спине.
— Что такое, мама? — требовательно спросил он.
Она повернулась и посмотрела на него, на ее лице отразились боль и сочувствие.
— Она отказывается видеть тебя. Она…
— Обвиняет меня в смерти нашего сына, — закончил он.
— Нет… нет! — воскликнула она, покачивая головой и подходя к его кровати. — Все совсем не так. Она обвиняет себя в смерти сына и в том, что случилось с тобой. Она думает, что она проклята Богом, и боится даже подходить к тебе, считая, что причинит тебе еще больше вреда.
— Но это смешно, — проворчал он, пытаясь сесть. Он намеревался как-нибудь добраться до Пенелопы и немного вразумить ее. — В том, что произошло, нет ее вины.
Луиза без труда уложила его на подушки.
— Я уже говорила ей это, но она не слушает. Она и тебя не послушает. Она слишком переполнена горем, чтобы рассуждать трезво.
— Но я должен что-то сделать и помочь ей! — запротестовал он, удрученный своим жалким состоянием. Он не мог примириться с мыслью, что Пенелопа страдает, а он не в состоянии облегчить ее муки.
Луиза покачала головой и удержала его, когда он снова попытался встать.
— Она и вправду еще больше убедится в том, что проклята, если ты встанешь раньше времени и снова упадешь в обморок. Дай ей время. Она придет в себя, я обещаю.
Рыдание вырвалось из груди Сета, когда он беспомощно посмотрел в сочувствующее лицо своей матери.
— Я так сильно люблю ее. Я должен чем-то помочь ей.
— Думаю, ты уже это сделал, — сказала она, поглаживая его щеку. — Приходили твои друзья, Сколфилды. Хорошо, что ты оставил им записку и сообщил о смерти ребенка и о том, где ты будешь. Они выразили свои соболезнования и принесли ответ на телеграмму, которую ты просил их послать. Я взяла на себя смелость прочитать его.