Отбросив их в сторону, она потянулась и ощупала ворох материи перед собой. Она могла побиться об заклад на свою счастливую ленточку, что это остальная одежда, в которой он был прошлым вечером. Сет явно не лукавил, когда говорил, что ему нужен камердинер.
Наконец Пенелопа благополучно добралась до окна и отдернула шторы. Яркий солнечный свет наполнил комнату, разогнав темноту и оживив ее богатое убранство.
Закрепив оливковые бархатные шторы золотыми кистями, она повернулась, чтобы разбудить Сета. То, что она увидела, поразило ее.
Нежась в теплых лучах утреннего солнца, Сет, совершенно голый, лежал, раскинувшись поперек кровати. Он был прекрасен в своей наготе, с длинными стройными ногами и крепкими мускулами.
Поборов стыдливость, которая напоминала ей, что неприлично подсматривать за обнаженным мужчиной, она подошла поближе к кровати. Он не шевельнулся при ее приближении, и она замерла, восхищенно глядя на его стройное тело.
Он казался таким красивым и соблазнительным, таким неотразимым, что ей потребовались все силы, чтобы не дотронуться до его могучей спины. Сет лежал на животе, подложив руку под голову, загорелая щека покоилась на ладони, и весь его вид напомнил Пенелопе картину, изображавшую Аполлона, спящего на цветочном лугу.
Словно у прекрасного бога солнца, черты лица Сета были сочетанием строгих линий и изящно очерченных углов, придавая его внешности одновременно возвышенную утонченность аристократа и грубую приземленность. Его ресницы, невероятно темные в сравнении с волосами, лежали полукругом на смуглых щеках. Не в первый раз Пенелопа поймала себя на том, что завидует их длине.
Она довольно долго стояла так, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку спящего Сета. Сколько раз за последние два с половиной года она представляла Сета лежащим рядом с собой, именно таким, каким он был сейчас.
Во сне Сет застонал и повернул голову, длинная прядь волос упала ему на лоб.
Нежно улыбнувшись, она наклонилась и осторожно убрала ее назад, тихо погладив разметавшиеся на подушке пшеничные волосы. Как она любила его великолепную гриву, любила гладить эти мягкие блестящие волосы; ей нравилось, когда они волнами ниспадали на его широкие голые плечи.
В неожиданном порыве, забыв о сдержанности и осторожности, она тихонько провела рукой по шелковистым волосам, пальцы прикоснулись к его шее, нежно лаская его от затылка до плеч.
В ответ он тихо застонал и выгнулся под ее рукой, на губах заиграла сладострастная улыбка.
Эта улыбка обожгла Пенелопу с такой силой, что у нее едва не подкосились ноги. Даже во сне Сет Тайлер излучал невероятную, завораживающую чувственность, и она была готова отбросить остатки своей гордости и умолять его о любви.
Тягучий жар разлился в низу ее живота, когда она представила себя обнаженной в его объятиях. Она вдруг страстно захотела почувствовать на себе его тело, его влажную от пота кожу, когда он проникал в ее мягкую женскую плоть. Ей захотелось ощутить прикосновение его губ, поглотить его стоны блаженства, когда он все глубже вонзался в ее трепещущее тело. Она жаждала вновь услышать его любовные признания, как в прошлом, когда их тела сливались в восторженном экстазе.
У Пенелопы перехватило дыхание, когда от вожделения повлажнели ее панталоны. Словно почувствовав ее страстное желание, Сет вновь глухо застонал и выгнулся на кровати.
Остатки благоразумия покинули Пенелопу, и она томно застонала в ответ. Потеряв власть над собой, движимая одними инстинктами, она слегка коснулась пальцами его спины. Ее дыхание участилось, когда она провела рукой по его ягодицам.
Снова и снова она нежно дотрагивалась до его кожи и гладила, дрожа от силы своей собственной страсти, когда он непроизвольно вздрогнул всем телом и застонал громче под ее ласками. Он всегда был отзывчивым на ее прикосновения и без стеснения выражал свое удовольствие. Пенелопа затрепетала от своей власти над его телом, вдохновленная сознанием, что он с готовностью отдает ей не только свое тело, но и душу.
Неожиданно он что-то неразборчиво зашептал, и ее рука застыла, виноватый взгляд скользнул от податливого тела к лицу. Ожидая, что он откроет глаза и начнет обзывать ее бесстыдной потаскушкой, она застыла, не смея шелохнуться от смущения.
Однако он спал и лишь изредка издавал тихие стоны. Облегченно вздохнув, она попыталась успокоиться, обуздать свои любовные порывы.
Ей это почти удалось. Но едва ее сердце успокоилось, он снова прошептал, на этот раз более отчетливо и призывно: