Потому что на самом деле он, конечно, был жив. И ждал их в родном острожке.
– И тётя Надейка расписные прялки творит, а тётя Шерёшка тесто замешивает.
– А Цыпля, душа наша, сундуки с приданым копит…
Молчаливая Цыпля воспротивилась:
– Не сяду приданое шить! Не поеду к чужанам, лучше вековухой останусь!
Дарёный нож, великоватый для девичьей руки, висел на кушачке по-боевому. Воронята, уверенные на спуске, враз оглянулись:
– А мы обычай вконаем, чтоб девок на сторону не давать. Пусть жених невестиной печи большой поклон бьёт!
Их уже заметили снизу. Поезд обогнул огромную задулину и остановился. Переночевать – а завтра с новыми силами на подъём.
Вблизи поезда строители небывалого острожка покинули любимую игру, вновь заделавшись гордыми котлярами. Мальчишки, топтавшиеся у саней, в сумерках выглядели одинаковыми. Серые тени робко подались в стороны, пропуская нарядных лыжников и чунки с Цыплёй. Протяжно замычали оботуры, узнавшие воронят, а от саней навстречу вышел Хотён.
Орудники разом вскинули к груди рукавицы:
– С путей-дороженек к порогу тебе, стень-батюшка!
– У Владычицы под рукой, – отозвался Хотён.
И, не чинясь, слегка напоказ для мальчишеской сарыни, скрестил локотницы с Иршей, потом с Гойчином. Увидел в санках Цыплю, но ничего не сказал. Он выглядел суровым, очень уставшим. Тому без малого десять годков Хотён пришёл с подобным же поездом. Теперь сам взимал долю крови, и межеумки бегали по его слову.
Тяжело такое даётся.
Уже в болочке он тихо поделился:
– В деревне рожоной… Не сказался, и не узнали.
Прежде орудья воронята смешались бы. Ныне Ирша столь же тихо ответил:
– Мы тоже… всё должное совершили… дядя Хотён.
И показал пустую ладонь, когда-то принявшую верёвочный плетежок. Хотён не стал любопытствовать, даже в глаза не посмотрел.
– Скоро обернулись, – похвалил сдержанно. – Сюда Лихарь прислал?
Ирша приосанился:
– Велено от учителя нам угадывать, кто на что годен, а он спросит потом. Посоветуешь ли, к кому присмотреться?
Суд о пляске
В походной жизни всё было привычно. Воронят не обязывали утаптывать снег, но они живо сменили шитые кожухи на привычные обиванцы – и выходили тропить. Красовались неутомимой сноровкой, ловили завистливые и боязливые взгляды. Отдав черёд, подсаживались на свою нарту, скользившую за большими санями.
– Этот лентяй. Жилится, только когда стень глядит.
– Тот умён, лапками ни комка не подбросит.
– И лапки справные, не как у иных, верёвочкой связанные.
– А ещё все убогие идут, один радуется.
– Точно! Приплясывает!
Русоволосый мальчишка помладше Гойчина действительно выделялся. Не одеждой, не статью, даже не синяком на скуле. Лишь тем, что нёс голову высоко, а вперёд смотрел с упрямым, радостным ожиданием. Словно чаял встречи превыше нынешних тягот.
– Обетованный, поди.
– Обетованных тут половина. Вечор хвастались, а уходить – от мамкиных подолов с лоскутьями рвали.
– За что в драку полез, слыхано?
– А посмеялись ему. Пустоплясом назвали.
– Пустоплясом?..
Большие сани остановились. Воронята покинули нарту, вышли вперёд. Приметный парнишечка вставал со снега, ловил сбитую шапку, другие пинали её. Хотён наблюдал от болочка. К забиякам шёл межеумок, но не спешил. Цыпля тонула в тёплом пуху на оботурьей спине. Отдохнувших дорожников ставили в запряжку, отработавших выпрягали. Воронята слаженным шагом устремились по целине. Обогнали межеумка.
Русоволосый тем временем извернулся не пойми как, ногой достал шапку, подбросил, сам вскочил и поймал её. Орудники подошли, когда он вытряхивал снег из мехового подбоя.
– Ишь, ловок, – сказал Ирша. – Чьих будешь?
– Племя их пустоплясы, – хихикнули сзади.
– Многовертимые, – добавили сбоку. – Владычице нелюбезные.
– Буду ложкой в котле, – сказал паренёк. – А родился у доброй матушки в зелёной Деруге, что на земле себя утвердила.
Гойчин помалкивал, улыбался, подмечал взгляды, ухмылки, сомнения. Бородатый возчик снял Цыплю с оботура. Ирша свёл брови:
– Все по земле ходят. Деружские иного разбора?
Вместо ответа русоволосый подпрыгнул. Да как! Взвился на два аршина! В воздухе дал по валенку валенком, что куржа полетела! И всю силу встречи с землёй испустил в гулкий топок – любо-дорого, повтори, коли сможешь!
– Владычица ногами дурить не благословила… – пробормотал кто-то.
– Владычица, – сказал Ирша наставительно, – благословила нас тайными воинами подняться. Мы в крепкие места проникаем, неся волю её. Того ради Её попущением и окрутничаем, и лихие песни гудим, нимало не согрешая. Ты, пляской искусный, ещё что покажешь, чтобы нам поучиться?