– Ай, горенько! – разахались бабы. – Как так? Да за что бы?
– За тяжкую вину!
– На великую казнь!
– Чтоб кровью омыл!
Мгла замер с поджатой ногой, взялся поправлять ветхий опорок. Отворилась калитка. В рабочем кожаном запоне, усеянном стружками, вышел санник, за ним другие соседи.
– Полно врать!
– Землю есть буду, дядя Вязила! Вовсе не вру!
Дети гомонили все разом, сбивчиво оглашая преступление Верешка и его великую честь.
– Борво схватил, да ка-ак ринет!
– Кто?
– Нарагонич! Здоровый – страсть…
– А он без ума на ту сторону…
– А Люторад…
– Он путь перешёл!
– Владычица знамение явила…
– Верешко на небо пойдёт!
– Люторад гордиться сказал!
Мгла молча слушал. Потом захромал дальше..
У дрянного кружала царило сущее разгромление. Такое случается, когда город берут на щит и грабят враги, сломавшие стену. Или когда сами местничи с шальной и радостной злостью искореняют перезревший нарыв, изводят язву, уродующую город.
Столбом вилась пыль, задорные ватажники орали нагальные песни, с уханьем налегали на ваги. Ломать не строить! Уже порушили кровлю, сбросили наземь негибкие от старости берестяные листы и осиные гнёзда, покинутые ещё прежде Беды. Хозяин, сухой старик, заполошно метался возле кружалища. Повелевал вереницей работников и охочих прохожих, таскавших наружу посуду, скамьи, корчаги, бочонки.
Мгла быстро огляделся.
Помогатым за труды было обещано пиво. Его черпали вёдрами из котлов, стоявших в подвале и слишком тяжёлых, чтобы вытаскивать полными. Пиво было дрянное и дурнопьяное, на болотном чёрном болиголове, а может, и с беленой. Такое не дарует веселья, а на песню если и тянет, то разве на злую, горькую и похабную.
Иные добровольные труднички уже взяли плату вперёд. Завладев вожделенной бадьёй, сидели кружком прямо на земле, оплакивая «дом родной». Хозяин кружала на них косился, но и только. Управиться за всем сразу у него рук не хватало. Не мешают, не растаскивают добро, ну и ладно.
Кощей робко приблизился, кланяясь на каждом шагу:
– Добрый… хозяин…
– Ты ещё кто?.. – оглянулся Малюта. Багровое лицо, мокрая борода, взгляд, неспособный к сосредоточению.
Кощей свалился на колени, показывая ремешок:
– Раб твой… добрый… хо…
– А-а, – вспомнил бывший валяльщик и обратился к чашникам: – Я тебя зачем купил? Ты ремесленную опрятал? Мне к Мир-рану…
– Добрый… хозяин… – Безголосому едва давалась слышная речь. – Сын твой… в беде…
– Что ещё? Тележку разбили? Так неча было со всякими…
– Его… его…
– Уйди, латонёшка, недос-суг! Видишь, с ув-важаемыми людьми о делах… рас… рас-суж-даю!
Кощей упрямо лез под руки, бражники хохотали, Малюта отмахивался. Даже коснулся дерзкого раба, слегка задел рукавом. И… внезапно умолк, закрыл рот, передумал, попробовал встать. Невольник об руку повёл хозяина прочь, приседая, потешно тыча в воздухе костылём.
– Пошёл доносить, каково рубели с киянками приготовил, – посмеялись вслед мочеморды.
Малюта тем временем пребывал в изумлении. Его разум тлел и чадил, утопая в пьяных одонках, но тело бодро топало вслед за пальцем, угодившим сквозь рукав в железные клещи.
От соседнего брошенного дома остался лишь каменный подклет, всё дерево давно сгорело в печах. Утянув Малюту на ту сторону, раб выпустил его и прошипел:
– Иди сына спасай!
– К-кого?..
– Сына, Малюта!
Малюта вдруг выпятил грудь, величественно отмахнулся:
– Н-не пойду!..
– Его… на смерть… одной пышности… ради…
– А поделом! – громко захохотал валяльщик и тут же всколыхнулся рыданием: – Отца… слово презрел! Прик-каза ослушался! М-моим хлебом… Набрался в людях!.. Да я сам его!..
Из-за угла выглянули двое чашников, привлечённые криком.
– Идём, Малюта!
– А тебя, р-раба негодного… Как смеешь… х-хозяина?.. Запорю!
И он попытался перейти от слов к делу. Полез колотить наглого кощея, но не донёс кулаков. Сделал шаг и другой, забыл, свалился и захрапел.
Мгла ничего не сказал хозяйским товарищам. Повернулся, молча заспешил прочь.
Вход в дом воротами, потом дверью, да непременно по хозяйскому приглашению, – это путь для честных людей. Кощей, как многие в городе, знал норов Вараксиного привратника. Полдня прочь, пока убедишь старика допустить хотя бы к порогу. А там вечер и ночь, когда не имеют силы купля и сговор, когда ничтожны дела.
До утра. В блошнице. Верешко.
Мгла проник в дом с тыльной стороны, где когда-то был огород и спуск к ворге. Серой тенью, прядью тумана скользнул к задней двери. Для Вараксы чужой человек возник в его передней прямо из воздуха. Никого не было, вдруг поднял голову от свитка – стоит!