Да не поверенный городских старцев, присланный отобрать его книги ради сусальной учёности во дворце. Гораздо страшней. Одёжа – заплаты, пригнулся, как для прыжка, вместо речи что-то шипит… и такие глаза, что ножа к горлу не надо!
Посовестный? Но если Чага… ведь она… а иначе…
Перед Вараксой скопом восстали кары и бедствия прошлого.
Он знал.
Он предвидел.
Но вот так… врасплох…
– Я ничего не сделал, – пролепетал грамотник, вскидывая ладони. – Я… лишь челобитную…
– К тебе… отрок ходил, – так же тихо, шелестяще выдохнул человек. – Верешко. Сын Малюты. Валяльщика…
Несчастный Варакса икал и задыхался. Не слышал. Потом взгляд стал осмысленным, он кивнул.
– Ты ему… здравствовал, – продолжал оборванец. – Он нынче… в съезжей…
Варакса наконец понял, что его не собирались лишать книжного сокровища, не думали тащить на погибель. Начальный страх отступил, он даже узнал незваного гостя. Только прежде это был раб, боязливый и жалкий калека. Нелепый, временами забавный. Теперь…
– Да. – Голос тонко пискнул. Варакса кашлянул. – Отрок добрый… В съезжую? Как?..
Мгла вкратце передал услышанное на городских стогнах.
– Помоги…
Варакса заново содрогнулся:
– Да что я могу? Я лишь излагал… письма…
– Ты… Правду знаешь. Тебя… выслушают.
– Нет! Нет! – Грамотник вновь загородился ладонями, его зримо трясло. – Не пойду! – И взвизгнул: – Там палачи… решётки…
Страх вернулся десятикратно. Лишил воздуха, свёл судорогой желудок.
– Стерпишь ли… как доброго отрока… пустой пышности для…
Варакса отвернулся, трудно дыша. «Я столько лет не поднимал головы…»
Мгла смотрел ему в спину двумя острыми шильями.
– Я не родич, не свойственник, не сосед, – ёжась, как на морозе, чужими губами выговорил Варакса. – Моё слово по ветру улетит.
– Шабры… вечем встанут… а ты – уста…
– Нет!
– Сильно… сведу.
Варакса покосился, встретил безжалостный взгляд, понял: сделает по сказанному… и сломался. Судьба придёт – под лавкой найдёт! Чему быть, не минуешь! Душа не вынесла напряжения, решимость противиться сменилась отчаянным – ах да рукой мах!
– Погоди, – заторопился он. – Мне собраться…
Мгла усмехнулся чему-то.
Варакса открыл сундук, где хранилась выходная одежда и шапка с перьями цапли. Снял с полки одну книгу, вторую, третью, выбирая потолще и понарядней. Взял несколько берёст, длинных, с тонкими завитыми махрами. Два бронзовых блестящих писала…
– На что?
– Ради важности, – сказал Варакса.
Вече у блошницы
В славном Шегардае ни один выморочный двор, хоть на что-то пригодный, не пропадал втуне. Один такой двор давно отвели под городскую расправу, по-здешнему съезжую. Прежний хозяин торговал рыбой; просторные, надёжно выстроенные погреба сразу отвели под узилище. А стоял двор не очень далеко от храма Владычицы Мораны, что тоже было правильно и хорошо. Кто присмотрит за людским судом, если не Справедливая Мать?
Шабры Верешка, как и надеялся Мгла, уже стояли перед воротами. Шумели. Осаждали черёдников, нёсших с копьями стражу.
– Не срамно ли, Жёлудь? Мало тебе нашего слова?
– Нашли святотатца!
– Ты, Рощинка, у Малюты в работниках жил!
– Сынишку хозяйского – помнишь? – на колене качал!
– Его ли смертью от зла город очистится?
Все были здесь. Санник Вязила, уличный староста, чьи сани поехали ждать у Горелого носа. Красильщик Гиря, рослый здоровяк, краса черёдного войска. И Миран-шерстобит, чей отборный товар шёл на самые знаменитые сукна и войлочные ковры. Люди сильные, уважаемые. Их голоса громко звучали на кончанском вече и на городском. Просто так восвояси не погонишь.
Черёдники старались не смотреть им в глаза. Жёлудь отворачивался, угрюмо бубнил:
– Пополам разорваться велите, желанные?
– Служки полномочные привели, – вторил Рощинка. – Оскорбителя Моранушки сказали замкнуть.
– Не нашего ума дело вязать и решить. Мы замок, а не ключ.
С мужьями прибежали бабоньки, неробкие шегардайские жёнки, куда ж без них. Баб слушать не всяк любит, бабам вдвое кричать надо, чтобы кто внял. Они и кричали.
– Злодеи кромешные вольно гуляют, а они сироту!
– Посрамление Матушке сотворяют!
– Твердилу зовите, он вступится!
Почтенный кузнец старшинствовал над Ватрой. Здесь, на Лобке, предводителем много лет был Радибор, но его забрала наглая смерть, и лучшие кутяне по сей день ревновали, кому ходить в большаках.
– Вот куда безначалие завело!
– Некому за отрока поручиться, вину с шеи снять!
– А и было б кому, толку-то?