Вообразил Лауку, представляющую на подвыси его мать, и мучительно сморщился. Благо харя прикрывала лицо.
Кербога терпеливо пояснил:
– Когда Эрелис укрепится на шегардайском столе и проявит себя хвальным деянием… скажем, не побоится объезда земель… его женят. Потому что холостых царевичей мы видали, а из царей один Хадуг Жестокий прожил безжённо. Свадьбу Эрелиса вся Андархайна будет гулять. Позоряне захотят представлений, славящих брачение праведных. Скоморох, намеренный обогатиться, загодя приготовит людям доброе зрелище, да не одно.
– Ты жившую царицу в пример взял? – не унимался Светел. – Или, может, невесту царскую знаешь?
Он избегал тревожить Кербогу, занятого обретением слов, поскольку сам знал, что это такое, но мысль о родителях сделала его настырным.
Кербога долготерпеливо вздохнул:
– Имя знатнейшей девы, что воссядет подле Эрелиса, ещё не объявлено людям. Однако теней былых цариц я не тревожу. – Светел разом испытал разочарование и облегчение, а Кербога продолжил объяснять: – Я повествую просто о юной жене, отданной седому воителю. Между тем дворец полон витязей – один другого пригожей… Вдруг да заглядится юная государыня на молодого красавца вроде тебя!
И даже окинул Светела взглядом, словно на подвысь его возводя.
Светел опять подумал о матери и мрачно зарычал из-под хари:
– Ты вот что… Если она у тебя того… загляделась… я такого являть не выйду! Другого кого хочешь ищи! У вождя бабу сманивать! Это не витязь, а… – И Светел чесанул дружинным загибом, со вкусом лишив соблазнителя мужской и воинской чести: —…шелупина клоповья!
– Густо глаголешь, дикомыт, – отозвались новожиличи.
Светел промолчал, только снова стал тропить за двоих, и Кербогу укололо стыдом.
– Ты, ребятище… Как о праведных речь, тебя будто за болячку хватают.
Светел в это время корил себя, понимая, как бессовестно мало знает про Андархайну и правящий род. Его с самой Сегды подмывало пристать к Кербоге с расспросами, но как изловчиться и не выдать себя? И так диво дивное, что учёный жрец до сих пор правды не разглядел!
Он отмолвил чистую правду, хотя не всю:
– Мой воевода идёт Эрелису послужить, а на Коновом Вене у нас что ни байка, то про Ойдригов срам. Вот и жду-боюсь Шегардая: что там за чудо такое царских кровей, доведётся ли глазком узреть?
Кербога хмыкнул с внезапным лукавством. Подступил вплотную и сказал тихо, чтобы не слышали новожиличи:
– Зачем города ждать? Ближе посмотреть можно…
Медовые светящиеся глаза в заиндевелых прорезях вспыхнули, как когда-то, мальчишеским недоумением, любопытством, опаской.
– Это как?..
Только голос уже не пищал – рокотал в широкой груди.
– А ты замечал, – сказал Кербога, – как вон те паробки своего хозяина величают? Нет-нет да оговорятся – кровнорождённый…
– Ого, – только и вымолвил Светел. – Так Новожил этот…
– Думаю, прозвище взял ради дороги. В Андархайне мы знаем Злата, небрачного сына восьмого царевича Коршака.
У Светела рванулись в пляс ноги. Бежать, забывая дарить снегу следы! Скорей обнять Злата, расцеловать в каждую щёку! «Брат! Родич!.. Семьянин…»
Ждать столько лет! Чаять и гадать об Эрелисе! А оно – вона тебе. Здесь! Рядом! Прямо сейчас!..
Клеймо на груди жгло белым пламенем сквозь тельницу, рубашку, безрукавку, толстый кожух. Светел еле сдержался, чтобы не накрыть его рукавицей.
– Запыхался, дикомыт? – окликнул приметливый новожилич. И, обернувшись к своим, добавил что-то очень смешное. Те грянули.
– А поди проверь, – нашёлся Светел. – Вставай рядом топтать. Поглядим, кто сердитей.
– А поглядим! – не заробел новожилич. – До путевого болвана, добро?
Поезд как раз вышел к раздолью. Широкий долгий спуск, отлогий подъём. Впереди на изволоке стоял снежный болван. Высокий, толстый – впору отмечать шегардайскую круговину.
– Добро! – сказал Светел.
И хлопнули рукавицей о рукавицу – взлетела снежная пыль.
Весть мигом облетела весь поезд, дорожный народишко побежал к передовым. Скука в пути от века беда, а тут развеять сулят!
Люди уже бились об заклад, громко сравнивали соперников.
– Укатай подъёлочника!
– Не выдай, Петеряга.
– За наши сусала, в кружале мятые!
– За слёзы предков, за раны храброго Ойдрига!
«Я царь, – одумался Светел. – Кого побеждать решился? Не стану бессчастить, вровень приду…»
Голос Кербоги без усилия взрезал общий гвалт:
– Поймали дикомыта на лыжах!
Зубоскалы глумливо отмолвили:
– Твоему дикомыту полста шагов выпередки впору просить.
– Девку тискавши, мигом задохся и тут недолго протянет.