Царевна боялась, что заветные входы окажутся под основанием бревенчатых стен, но повезло. Былые дворцовые слуги, жившие в городе, верно указали плотникам расположение стражницких, оружейных, чуланов. В одном таком чулане девки, немного поспорив, определили каменную плиту. Плита не отзывалась особенным звуком, но Сибир, выросший в подземельях, примерился и легко поднял её. Открылся тёмный проход. Повеяло сыростью, запустением, каменной крошкой. Трое затеплили свечные фонарики, оставили доверенного рынду стеречь, а сами двинулись вниз.
Вперёд всех по крутым ступеням запрыгали царские кошки. Дымка вывела подросших дочерей с сыновьями погонять крыс.
– Дворец, дворец, а та же башня сторожевая, – ворчала царевна. Она была одета чернавкой, длинный подол приходилось держать, чтобы не мешался на спуске. – Хорошо хоть лестница есть! Слыхано, в иных замках – гладкие жёлобы от самого верха, чтоб скорее на волю…
Каждая ступенька была высотой по колено. Сибир, шедший первым, пригибался и вытирал стены плечами.
– Тихо! – щунула Нерыжень.
Сибир застыл на полушаге. Эльбиз упустила подол, рука прыгнула к боевому ножу. Сквозь камень стали слышны смутные голоса, девичий смех, железный скрип, перестук…
– Приспешницкая, – определила царевна.
Дворец обрёл обитателей, всех требовалось кормить. На горожан легла ещё одна подать. Покамест – исполняемая радостно и с избытком. Что будет дальше, зависело от правления Эрелиса и чаемого при нём благоденствия.
Некоторое время спускались тихо и молча. Кошки шуршали внизу, фыркали, чихали, скребли. В свете фонариков порой вспыхивали глаза.
– Невлин наш чем старей, тем несносней, – пожаловалась Эльбиз. – Аро за советом к нему, пока Мартхе болеет: как Злата ввести в закон, чтоб ни к мелочи не придрались…
– А он что?
– А он – добро бы сын от друженки знатной, а то от чернавки! А отец не узаконил, льзя ли родительскую волю попрать! А у владыки дозволения не испросили!
– Толку испрашивать. Владыка своих-то за порогом оставил.
– Вот и Невлин про то. Обиду, мол, возьмёт непременно.
– И что Аро?
Царевна ответила с гордостью:
– Аро теперь постановленный, ему воля.
– Волю мало взять. Удержать надо.
– Удержит небось. Слушает да кивает, а сам уже всё решил.
Потаённый спуск, как и ждали, кончился тупичком. Сибир стоял в тесной каморе с глухими стенами, девки заглядывали с лестницы. Дымка что-то вынюхивала, припав к самому полу.
– Не в таком закуте царицу Прежних держали? – вполголоса спросила Эльбиз. – Младенца-сына забрали, чтоб смерти предать… поди, в камень билась, проклятие восклицая…
– Тут воскликнешь, – поёжилась Нерыжень. Тёмные стены, меж коих ворочался Сибир, ощутимо давили. Воевница вздохнула: – Боязно, свет, мне за бедного Мартхе.
– Это ты его ещё прежде увечья не знала. Ум что клинок, за правду кремень, даже на Гайдияра дразнилку сложил… и сознаться не струсил, понятого защитив.
– Ум-то у него и теперь…
Царевна выговорила сквозь зубы:
– Его в Чёрной Пятери надломило.
«А брат, не желавши, вовсе сломал». Эхо гнева, брошенного неумелым напряжением воли, задело райцу лишь вскользь, но Эльбиз с Эрелисом еле справились, вдвоём возгнетая сдунутый огонёк. Он и до сих пор горел ненадёжно.
– Аро говорит, на край бездны шагнул. Поди знай, как собой обладать.
«Чтобы вправду был… дар праведной власти, а не ближникам гибель. Тяжело и страшно такую силу иметь…»
Сибиру недосуг было вслушиваться, подавно – судить о царских делах. Наблюдая за кошками, он примерился к той же стене, и стена дрогнула. Потребовалась вся его сила, но постепенно отворился узкий проход. Юркая Эльбиз тут же протиснулась мимо великана, шмыгнула в дыру, за ней кошачье семейство и Нерыжень. Снаружи была камора побольше, вполне посещаемая, обжитая. Тайная дверь оказалась заставлена бочонками. Девки живо откатили их прочь, выпустили могучего рынду.
Когда затворяли проход, стена сомкнулась наглухо.
– И правильно, – сказала царевна. – Чтобы снизу в хоромы кто попало не лез.
Пробежала Дымка, таща в зубах крысу – придушенную, но живую и злобную. Молодые кошки скакали за матерью, рвались в бой.
В подклете было темно и безлюдно. Встретились только двое приспешников, нёсших кадку солонины. Оба что-то жевали. При виде грозного рынды стали глотать, спеша и давясь.
Нерыжень надменно вздёрнула подбородок. Эльбиз, скромная чернавушка, спряталась за Сибира.
– Уже к вечеру болтать про вас будут… – хихикнула она, когда приспешники скрылись.
– Да пусть их. Лишь бы про тебя не болтали.
– А Мадану донесут?
Нерыжень сморщилась, как от кислого.