– Что он мне причинит? Я самой царевне служу.
Эльбиз между тем отсчитала нужное число входов и указала:
– Сюда.
Поодаль виднелись ворота на чёрный двор, куда подвозили рыбу и квашеную капусту. Обширная камора ещё пустовала. Сибир осветил фонарём стены и крякнул, а девки неудержимо расхохотались. На камне старательной и упорной рукой была выцарапана голая баба. Роскошные бёдра, непомерная грудь… В тени торжествующего женства терялся плюгавый мужичонка, привязанный к наклонной скамье. Ещё надпись, но крепко заляпанная строительным зодом.
– …Кобыла, – разобрала царевна и вспомнила про великую казнь. – Вишь, благонравие непорочное, даже с гульбища не допустили взглянуть! Невместно, сказали, глазоньки ясные сквернить! Тьфу!.. А то я в дружине не видела, как на смерть идут!
– Нечего, свет мой, там было смотреть, – отмахнулась Нерыжень. – Болт на оботуре! Загляденье, душа вон! Телега с палачом, обречённик…
– Может, и нечего, да только ты видела, а я нет.
Сибир уже осматривал стену, даже ощупывал. Кладка выглядела несокрушимой.
– Дядя Космохвост говорил, отец, перед тем как в Фойрег ехать, велел подземный выход замуровать, – сказала Эльбиз. – Чтобы не врал никто, будто он от опалы подумывает бежать.
Сибир обернулся:
– Камора точно та самая?
– Мы с битьём запоминали. Я ошибалась, Аро подзатыльники получал.
– Если ход есть, отыщем, – сказала Нерыжень. – Не сегодня, так через седмицу найдём.
– А до тех пор? От Болта с Люторадом в тереме прятаться? Забор изнутри рассматривать?..
Нерыжень пожала плечами.
– Есть забор, есть и дырки в заборе. Ужо сдумаем, как тебе по городу погулять.
У Последних ворот
Обаполье Западных ворот, иначе Последних, оказалось безнадёжно запружено. Впереди гудела толпа – пеший призадумается, упряжке и думать нечего, не пройдёт.
Здесь Киец остановился.
– Поезд твой, кровнорождённый, уж не серчай, отправлю на ближайший привоз, – сказал он Злату. – Сам возьми окольных и…
Светел расслышал не всё, но вроде уловил слово «дворец».
Злат сразу обратился к Кербоге:
– Идём вместе, благородный певец.
Кербога оглянулся на Светела. Здесь уже не было мороза, все размотали тёплые повязки, сбросили куколи. Кербога стащил шапку, вытер лицо, рука двигалась безотчётно. Светел видел: скомороху было очень не по себе. Решительные мгновения накатили как-то вдруг и все скопом, Кербога снова жалел, что не засел в Кутовой Ворге, дожидаясь… чего?
Он спросил:
– Проводишь меня?
– Зачем? – отрёкся Светел. – Вон сколько войска кругом, в обиду, чай, не дадут. Лучше скоморошню постерегу.
«А то опять чего сотворю, не в час посоветую…»
– Моим черёдникам не доверяешь? – мрачно спросил Киец.
«Ну вот! На обе стороны виноват!»
– Я слышал, – с сомнением проговорил Злат, – стража там ныне больно строга. Чужого витязя пустят ли…
«Не пустят? Меня? Там – это где? Во смеху будет, как вскроется…»
Кербога молчал, смотрел просяще, с отчаянием. Он шёл к чужим людям, не ведая, чего ждать. Мечтал видеть рядом хоть кого-то, ставшего родным.
– А пойду! – сказал Светел. – Доколе возмогу, провожу!
«Всяко посмеёмся потом. Царь за кровнорождённым во дворец пробирался! Опять же… когда ещё случай придёт царевича посмотреть…»
Вскоре он жадно рассматривал Последние ворота.
«Цари здесь въезжали. И отец въезжал. А теперь я – пешком. Истинный царь в истинные ворота, а никто и не знает…»
Временами Светелу казалось, что людское скопище вот сейчас замолчит, покинув свои никчёмные разговоры, и разом обернётся к нему, указывая перстами. Ясно, глупость. Он был снежинкой в лавине, каплей в реке, песчинкой на берегу. Растоптанные валенки, потёртый кожух… Кто на такого лишний раз поглядит?
А вдруг всё-таки?..
Ворота с надвратной башней высились в грозной древней красе. Каменный лик Владычицы Мораны то прятался среди плывущих клочьев тумана, то вновь открывался, умытый влагой… и всякий раз представал чуть другим. Изваянная Богиня словно бы поводила глазами, наблюдая за происходившим. Ожидая, чем кончится.
Кербога низко ей поклонился. Сотворил молитву.
Светелу каменные черты увиделись знакомыми и незнакомыми. Почему-то вспоминалась гадалка, корившая его за неумение спрашивать. И бабушка Корениха, и…
Он тряхнул головой. На самом верху, меж ступенчатыми зубцами, густо торчали головы позорян. И на пряслах по сторонам башни. И у подножия. Только проход, что вёл внутрь города, черёдники держали свободным. Светел, любопытствуя, попробовал туда заглянуть, но ничего не увидел. Ход, изобильный бойницами для стрелков, западнями для кипятка и смолы, под башней ещё и сворачивал.