— Но остается Храм.
— Это вопрос… деликатный, — Гилдан усмехнулась. Архиканоник Сариони очень любит нашего Льороса, а Берела Салу — наоборот. Человек он больной, старый, и если решил, что Нереварин уехал в дикие земли и там пропал, то кто посмеет настаивать на обратном?
Она чуть помедлила, отпивая чай, давая собеседникам насладиться сообщением.
— А еще он очень не хочет бунта в священном городе. Народ уже не просто задумывается, а серьезно ропщет и на выбитые двери, и на аресты, и на самоуправство инквизиторов. Народу непонятно, почему на человека, посмевшего в открытую встать против шармата, идет загонная охота. В Вивеке крепнет альтернативное мнение.
— Благодаря тебе.
— Что ты! — босмерка сверкнула похожими на сливы глазами. — Мы только мнение о тебе обнародовали. А всего, в нем изложенного, ты добилась сама. Ну и, — она повернулась к Эдвине с Лином, — священный город живет с паломников и их пожертвований, и если их распугивать — ручеек благоденствия может стать очень жидким. Это и Сала хорошо понимает. Потому вернул большинство ординаторов к рутинным обязанностям, сократил досмотры на входе в город и между кварталами и даже, представить страшно, убрал пост перед гильдией магов, оставив парочку ловких шпионов. Которых мы, кстати, перекупили. Надо выставить императору счет.
Гилдан улыбнулась: морщинки разбежались от уголков глаз.
— Не то чтобы там вовсе безопасно. Но, если, не выходя из здания гильдии, использовать вмешательство Альмсиви, то можно смешаться с паломниками у Высокого собора и на гондоле добраться до квартала Арены. Тут наш Болвин сильнее рискует — ординаторы ищут здоровилу в эбоните.
Она развернула план Вивека, прижав чашками и блюдом углы.
— Есть еще вариант. Отвлечь шпионов и спуститься в подземелья. Орден дозора все еще напуган той теткой, что резала горла ординаторам. Так что внизу безопасно. Ну, не считая крыс и голодных нищих. Может быть, еще ловчих корпруса. При старании миновать их и проплыть между кварталами не так уж сложно. А вот лететь я бы не советовала, отследить легко. Что скажете?
— Прямо сейчас осмотрюсь на местности, — подергал себя за нос Тьермэйлин. — Вариант с собором и гондолой кажется мне лучшим, но не хочу загадывать. Назад вот проще — Божественным вмешательством в Эбенгард, Варро под крыло. Свитки на тебе, Эдвина?
— И не только, — магичка сунула в руку аптекарю свернутый пергамент. — Это чтобы ты не застрял. Я запретила проводнику альдрунской гильдии переносить кого-либо без моего письменного разрешения. И разрешила применять силу в случае необходимости.
— Ого! — сказала Гилдан.
— Буря разгулялась не на шутку, так что это единственный способ попасть в Вивек на сегодня. И я уж позабочусь, чтобы порученцы Венима туда не прошмыгнули, — Эдвина пожала руки Лину и Аррайде. — А за ним самим пошлю Габриеля и Джофрея с Велвой. И вивекское отделение предупрежу. Пусть послужат фундаментом Болвинской честности. Кстати, вот и тебе разрешение, не потеряй.
Аррайда улыбнулась краем рта.
— Вернусь и отчитаюсь, — пообещал Тьермэйлин.
— А я с тобой, — Гилдан сунула в рот последний рисовый пирожок. — Пожа ожвежиться… пока Вивек цел, — проговорила она с набитым ртом. — Вы же помоете пошуду?
Охота на крыс. Альдрун, Вивек, Аскадианские острова
— Госпожа, я прошу тебя о милости, — Варвур преклонил колено и взял Аррайду за руку с «Луной-и-Звездой», заглядывая в глаза. Это переход от вечернего застолья с легкой светской беседой ошеломил. Ладони юноши были сильными и теплыми, безупречно белая рубашка оттеняла кожу, а два алых глаза над острыми скулами казались драгоценностями и проникали в душу глубоко, пожалуй, глубже, чем следует. И еще слабый флер жучиного мускуса телванни поверх пота и вина.
Не следовало оставаться с ним наедине.
— Позволь мне быть твоим заступителем… на поединке с Венимом, — произнес Варвур просто. Аррайда выдохнула. Постаралась освободить руку так, чтобы это не выглядело оскорбительным.
— Это честь для меня. Но… я справлюсь.
— Я нисколько не сомневаюсь, что ты справишься, — не вставая с колен, сказал Варвур. — Мало того, Болвин огрузнел и давно не участвовал в настоящих боях. Дело не в тебе, а во мне.
Алые глаза потемнели, точно юноша заглядывал внутрь себя. И заговорил через силу:
— Мне до сих пор снится комната, где меня держали. Вонь испражнений. Текущий по телу пот. Я просыпаюсь от собственного крика. И никак не могу избавиться от липкого, гнусного страха. Я должен! Встать к нему лицом.