Ильмени качнула тарелку.
— Дяде они пуще соленого риса надоели. Но уж сильно много он вложил в них, чтобы избавиться. Да и то, что отца устранят не его люди, а Гильдия бойцов — это как двух кагути одной стрелой уложить.
— Понимаю… — прищурился Черрим.
— Енет с Навилом еще похвалялись официальной бумагой за подписью Орваса. Мои конфиденты забрать ее не сумели. Придется самой. Но с контрактом на убийство отца дядя поневоле сговорчивым станет.
— Ну просто чудо, а не девочка, — улыбнулся кот. — Что бы мы без тебя делали?
— Это ты сейчас серьезно? — спросила Ильмени с подозрением.
— Да уж серьезнее некуда. Но рисковать мы тобой не станем, проводишь нас и в коридорчике постоишь.
Данмерка вынула из-за ворота ключ на ремешке:
— Вот, копию для меня сделали. Но почему в коридорчике? Я неплохо ножом владею. И… они вообще могут мне бумагу отдать взамен на покровительство и забвение замыслов.
— А могут и не отдать. Лучше поприжмем их, — сказал Черрим.
— Крики в доме услышат, — озаботилась Эдвина.
— Не услышат. Там перекрытия толстые.
Дочка Ведама вернула ключ за пазуху.
— И еще вот что. Поселили на отшибе в пустой хижине нечто. Служанки боятся туда еду носить, хотя им приказывают.
— А почему боятся? — спросил Лин с интересом.
Ильмени Дрен составила тарелки в стопку:
— Даже не знаю. Одиноко он живет, на девушек не обращает внимания. Сидит вечно спиной к входящим, кряжистый, в плащ завернут, и капюшон на голове, точно лысину застудить боится. И все молчком, и затиснуть рабынь не пробует. Только покряхтывает да вздыхает. Странный, одним словом.
— По ночам не вылазил? Кровь не пил?
Госпожа Элберт погрозила развеселившемуся зелейщику кулаком.
— Сам знаешь отлично: пепельные упыри кровь не пьют.
— Не то что наша Эдвинка.
— Уймитесь, — буркнул Черрим. — Не станет пепельный упырь сидеть и бухтеть. И вообще, он тощий и дымный, а тут серьезный парень. Квадратный. Эдвина, думай…
— Ну-у… — магичка хлебнула подостывший чай. — Я под капюшон ему не заглядывала. Для калеки корпруса низковат. Да и к чему Ведаму Дрену держать у себя корпрусного калеку? И разве что на цепи — они ж бешеные…
Ильмени хрустнула пальцами.
— Значит, с этого и начнем. Проясним, что там в плаще, — Аррада зевнула. — Разбудите меня ближе к вечеру… На закате в Эбенгардской часовне служба, с верниками смешаемся…
Сомнения Лина насчет топтунов Ордена Дозора по счастью остались сомнениями. Вынырнув один за другим из воздуха на пороге часовни Девяти, заставив прихожан привычно шарахнуться от нескольких громких хлопков, Аррайда со свитой смешалась с толпой, по стенам, лестницам, через мосты спускающейся из крепости. Часть охраны, переместившаяся в Эберганд раньше, страховала их со стороны. Остаток следовал.
Замок спутники покинули спокойно и, одолжив в конюшнях легиона верховых, выехали из городских ворот на север — к плантации Дрена. Где трактом, где напрямик добрались к полуночи до места. И, оставив гуаров под укрытием берега, перебрались на другую сторону потока, служившего естественной границей угодий Ведама. В небе над ними один за другим проплыли два нетча с просвеченными лунами синими куполами.
— Отвязались коровы… — прошептала Ильмени, задрав голову. Нырнула в тень ящиков, загромождавших пристань. За ней последовали Лин и Аррайда. Впереди трижды мелькнул и погас синий огонек — Черрим с Эдвиной давали знать, что усыпили стражников. Путь на плантацию был открыт.
— Пригнись, — Ильмени Дрен нажала на затылок Аррайды, хотя за ящиками, загромождавшими пристань, их и так не было видно. — Как бы пастух не выскочил. Мы у него, как на ладони.
И, задрав голову, несколько секунд напряженно взглядывалась в крышу ближайшей к ним хижины и старалась уловить малейший скрип — лестницы или двери. Наконец выдохнула:
— Идем.
— Вы там заснули, что ли? — заворчал бойцовый котище нетерпеливо. Стражники были аккуратно упакованы и уложены вдоль дощатой стены, из щелей которой прорывался могучий храп — вероятно, того самого пастуха.
Ильмени подняла руку: «Внимание!» — и заняла место во главе отряда. Шли они впятером, оставив эшлендеров в резерве. Чтобы те вмешались, если основной отряд до рассвета не возвратится.
Впрочем, дочь герцога Дрена была уверена, что спасать никого не придется. Цепочка часовых вокруг поместья была достаточно редкой, чтобы войти без шума и пыли. Надсмотрщики и сторожа не боялись тех, кто придет снаружи. Они боялись тех, что внутри — рабов. И потому на ночь запирали их в хижинах и даже сажали на цепь. А выпускали псов. Которых Ильмени прикормила заранее. Да и госпожа Элберт держала свитки подчинения наготове.