… — Чувствую себя рубахой на бельевой веревке, которую треплет ветром туда-сюда, и при этом она остается на месте.
— Завтрашним ветром, — широко улыбнулся Черрим. — И ты больше похожа на парус…
— Что? — архиканоник обернулся, прислоняя фонарь полой плаща, чтобы не погас.
Спутники перешли мост и стали подниматься по лестнице, окруженной каскадом водопадов, текущих из Канала загадок под дворцом.
Бесстрастные стражи, как статуи, выстроились по обе стороны ступенек. Капли дождя стекали по индорильской броне. Поднявшись на верх крутой лестницы, задыхаясь, Толер Сариони припал на колено у алтаря Благородства, бросил в чашку ритуальный мешочек с дракошками. Аррайда последовала его примеру.
И почти сразу же огромные, окованные бронзой двери дворца бога-короля растворились, бросая на лестницу прямоугольник света. И, отсекая грозу, захлопнулись за спиной. Сразу сделалось тихо.
Огромная сводчатая приемная встретила гостей внимательным молчанием. Своды ее терялись в темноте, важно шелестели шелковые занавески. По натертому полу боязно было ступать. Креслица и кушетки изгибались, выпячивая бархат и кожу подушек, завивая спиралью деревянную позолоченную резьбу. Лампионы выгибали бронзовые стебли с цветочными чашами стеклянных абажуров, в которых сиял огонь. Пахло благовониями, скаттлом и канетом. Огромные желтые цветы торчали из узких, высоких, покрытых чеканкой ваз. По периметру зала тоже стояла стража из ординаторов: неподвижная, безмолвная.
Архиканоник попросил гостей подождать в приемной — всех, кроме Аррайды, жестом пригласив ее следовать за собой.
Парадная приемная была образцом изысканности и чистоты, но чем глубже они продвигались, тем сильнее был запущен дворец.
Стражники попадались все реже, Сариони тоже вежливо отстал, и наконец перед Аррайдой остались пустые коридоры с фестонами паутины и редкими факелами по сторонам, протянувшими до пола языки копоти.
Казавшийся бесконечным проход перетек в круглую ротонду под ржавым куполом. Середину ротонды занимал круглый же помост, вокруг которого горели огни в чашах, а над помостом колебался, как лезвие свечи, бог-проповедник Вивек, странно похожий на шута из-за кожи наполовину золотистой, наполовину серой. Острые данмерские уши торчали над маленькой головой, губы были выпуклые, глаза впалые. На Вивеке не было ничего, кроме набедренной повязки, но из-за странной двухцветной кожи он не казался голым.
Мстилось, бог спит, все время меняя позы. То вращаясь над помостом, то подбирая ноги, но глаза оставались закрытыми. Возможно, снились ему кошмары.
Аррайда должна была бы испытывать трепет или возмущение, возможно. Но так устала за этот день, что способна была только на слабое любопытство. Она остановилась перед помостом и без стеснения Вивека разглядывала.
Один из Триединых то ли ощутил ее взгляд, то ли решил, что пора заметить мошку у себя под ногами. Серые глаза открылись и взглянули на гостью прямо.
— Будешь бросать мне горькие упреки или сразу перейдем к делу? — спросил он то ли с опаской, то ли с легкой насмешкой.
— Я пришла искать союза против Дагота.
Вивек вскинулся и стремительно повернулся вокруг собственной оси.
— Ты он, ты вправду он. Неревар! Прямолинейный, скучный! Но без тебя мы не могли побеждать. Ты сделал нас тем, чем мы стали, объединил в первый совет. Только с тобой мы смогли прийти на Красную гору и победить Шора, Вулфхарта и Думака. Только с тобой мы одолели Ворина Дагота! А потом все пошло не так, совсем не так. Когда Дагот сумел восстановить силы в первый раз, мы привели на Красную гору огромные армии, и все равно были разбиты и позорно бежали, оставив Ворину два Инструмента из трех. Едва успев возвести Призрачный предел, чтобы его потрепанной войско не хлынуло с горы на Вварденфелл. Кто мы были без тебя? Кучка детей, испугавшихся темноты. Ах, если бы мы сразу это поняли!
— Кажется, мы собирались обойтись без горьких сожалений.
Вивек завис в воздухе, поджав под себя ноги.
— О, прости. Иногда меня мучают воспоминания, иногда — сны. Оказалось, быть богом — совсем не то, что мы думали. Меня словно двое. Один видит сны о Морроувинде и совершает положенные подвиги, другой висит здесь, в пыли и паутине.
Он дернул рукой, и по ней поплыло тонкое и опасное радужное сияние.
— Чем больше проходит веков, тем сильнее я скучаю по временам, когда мы были молоды, когда только что пришли на Вварденфелл, и весь мир с его радостями и соблазнами лежал перед нами. Весь мир, и ты был рядом. Мы воевали, мы покоряли и открывали новые земли, мы были веселы и неведающи.