— И как, по-твоему, мы заставим корпрусную тварь расплакаться?
Лин с Эдвиной переглянулись и расхохотались.
— Это плесень… — сообщила магичка, вытирая набежавшую от смеха слезу. — Редкий алхимический ингредиент.
— И ценный, — тряхнул хвостом волос Тьермэйлин. — Не знаю уж, почему она растет там, где водятся корпрусники. Придем вот и спросим.
— Вечно шуточки ваши! — натопырил губы Зайчик. Пикстар сочувственно похлопала его по пухлому предплечью. Актриса вообще вела себя на удивление мирно: внимательно слушала и больше не вещала о своем нереваринстве, что Аррайду непременно насторожило бы, если бы так не клонило в сон.
Они рано разошлись по шатрам. Внутри пахло дымом и сухими травами. И сквозь дремоту позванивали за стенкой костяные колокольчики, отгоняющие зло.
Ночь к утру сделалась вовсе знобкой, огонь погас, и Аррайда до носа зарылась в шкуры, спала глубоко и безмятежно, пока ее грубо и резко не потрясли за плечо.
— Вставай! Вставай!
— Что-о еще… — сонно пробормотала она.
— Звездочка сбежала.
— На краденом гуаре.
— В Когорун. И Зайчик с нею.
— Боги! Вы это серьезно?
— Да куда уж серьезнее, — прижал уши к голове Черрим.
Аррайда сбросила одеяла и стала одеваться, влезая в опостылевший, хотя и удобный доспех. Вроде в нем наемница должна была согреться, но ее продолжало трясти.
По ходу дела ей поведали подробности случившегося. Эдвина раздала каждому по сухой лепешке и кубку горячего травяного взвара.
— Мы успеем нагнать этих двоих, если поторопимся, — утешал подругу Тьермэйлин, — и двинемся по прямой. Вождь обещал нам проводника.
— Он…
— Бесится, — Черрим хмыкнул. — Но держит лицо. А вот от старой карги… пророчицы мы наслушались. Самое малое — как опасно связываться с дураками.
— Придержи язык, — буркнула Эдвина.
Снаружи едва рассвело. Небо в дымке, серое и розовое, и земля в тумане, ознобном холоде, прихваченная инеем. Аррайда поправила шлем, радуясь, что он держит холод снаружи. Страшновато было за кончик носа — а ну как отмерзнет?
— Мы втроем ночевали, — на ходу жаловался Лин. — Когда меня Черрим растолкал, его уже не было. Сумки и лука тоже.
— А вот записка была. Что он не может иначе. И чтобы не винили и не искали, потому что его сердце и его душа принадлежат ей одной, — яростно фыркнул хаджит. — Ушастый дурень! Я же слышал сквозь сон, как он возится. Но решил, он по малой нужде пошел!
У восточных ворот были привязаны к перекладине четыре оседланных гуара, полностью готовых к дороге. На пятом возвышался ашхан племени Сул-Матуул в своем пероподобном доспехе, на шлем с личиной был наброшен капюшон дорожного плаща. Рядом яростно била пяткой в землю Нибани Меса. Тряслась бахрома на одежде. Звенели серьги и цепочки. Щеки темнели сердитым румянцем. Похоже, вождь с шаманкой к приходу гостей успели обменяться всеми гадостями и колкостями, какими только возможно, и ничуть друг друга не убедили.
— Я еду с вами, — бросил данмер с седла. Меса обожгла всех алым взглядом и развернулась спиной. Хаджит, приладив сумки, подсадил магичку на гуара. Лин придержал для Аррайды второго. Вот и мужчины в седле.
— Тронулись!
Глухо загудел кожаный барабанчик, задавая шаг.
Собственно, дороги, как таковой, не было. Тянулась во все стороны холмистая голая степь. Гуарьи лапы туго ударялись в замезшую землю, прыжки становились жесткими, и Эдвина в седле то испуганно вскрикивала, то сжимала зубы, опасаясь за них. Но солнце поднималось, растапливая иней; пепел курился над степью, и все чаще встречались похожие на свищи грязевые колодцы, окруженные коркой запекшейся лавы. К их теплу льнули, цветя жарким цветом, огненные папоротники, и тянула колючие коричневые стебли трама. Густые заросли объезжали, где пожиже — перескакивали. Огибать еще приходилось торчащие там и сям крученые каменные столбы. Матуул назвал их Зубами пророчиц. Черрим похмыкал, решая, то ли пророчицы Уршилаку сильно зубасты, то ли зубы им проредили, но вслух делиться с вождем рассуждениями не стал.
— А почему их так зовут? — спросила Аррайда, вскидывая голову, чтобы рассмотреть острую вершину скалы, мимо которой они как раз проезжали.
— На рассвете и на закате они «поют». Издают странные то ли вой, то ли свист, мы считаем это предупреждением. Довольно… страшно… это звучит, — признался он.
— Сдвижки в породе, от тепла камень расширяется, от холода сжимается, вытесняя воздух из пор и трещин, — пробурчал Тьермэйлин. — Обычное природное явление.
Сул-Матуул взглянул на аптекаря с жалостью, Эдвина же согласно кивнула.