— И пить буду только мацт, — засопел хаджит. — И никакой зелени.
— А что это с лунами? — удивленно поинтересовался Тьермэйлин. Черрим широко зевнул:
— А что с ними не так?
— Когда мы входили, они были вон где! Кроме того, Масера изрядно пополнела.
Толком задуматься о странном поведении лун помешал аптекарю странный звук, горловой, раскатистый, отдаленно похожий на рев силтстрайдера. Сул-Матуул, приложив ладони ко рту, отозвался похожим криком. И тут же навстречу спутникам вышли из ночи разведчики уршилаку. Черрим, точно коврик с плеча, скинул Звездочку им на руки и довольно потянулся.
Без лишних слов, уничтожая за собой следы, все отступили под укрытие руины, где оставляли гуаров. Еще двое степняков, что поддерживали огонь, встали перед вождем. В свете костра стали ясно видны узоры коричневой глины, нанесенные на серые лица.
— Давно вы здесь?
— Пол луны, ашхан. Провидица послала нас и велела ждать еще столько же.
— Скока-скока? — в ошеломлении выдавил Тьермэйлин, забывая обычную торжественность речи. Черрим прикрыл лапой озорную морду лица.
— Сколько вас? — продолжил Сул-Матуул.
— Здесь, — разведчик обвел взглядом руину, — четверо. И десяток прячется в холмах. Они услышали зов и вот-вот будут здесь. И приведут гуаров.
— Кто из вас оставлял «пометку» в стойбище?
— Я, ашхан. И Арассур.
Гибкий, словно трамовая ветка, пепельноземец, услыхав свое имя, возник из темноты.
— Хорошо. Хасупашти. Отбери себе воинов. Не сводите с Когоруна глаз, и при малейшем шевелении в той стороне дай мне знать. Пусть даже тревога окажется ложной. Арассур, — Сул-Матуул повернулся ко второму данмеру. — Ты понесешь Священный Огонь с запада на восток. Представители всех племен не позже юной Масеры должны собраться у гробницы Аландро Сула.
Они обменялись поясами. Вождь, присев на корточки, снял боевую рукавицу и протнул руку к костерку. На кончиках пальцев его заплясали огоньки, сливаясь и перетекая в ладонь, и лепесток рыжего пламени плеснул, устремляясь к небу. Арассур бережно перенял огонь в лодочку ладоней. Лица и воина, и вождя были застывшими и торжественными. Глаза раскаленно сияли.
Арассур наклонил голову и, выпрямившись, скрылся в темноту.
Сборы были недолгими. И вот уже отряд, оставив за собой десяток разведчиков сторожить Когорун, скачет в вольную степь. Ночь, влажнея, движется к концу. Луны катятся за окоем. Бледнеют звезды.
Утро вставало серенькое, хмурое, и сквозь дымку шлема казалось Аррайде не светлее ночи. Но Сул-Матуул все равно предложил устроить привал. И оставив воинов уршилаку на страже, пятеро заснули.
Еще в руине Эдвина освободила Звездочку от магических пут, но трамовые веревки были не менее действенны. Глаз с пленницы не спускали, и сумку с чашей Дома Дагот держали не на виду.
Спящих никто не потревожил.
— Только теперь я понимаю, как тяжело было внизу, — Лин потянулся и встряхнулся всем телом. — И жутко проголодался.
Мясо никс-гончей скворчало на сковороде, в углях запекались пепельный батат и корни трамы. Откупорили долбленку с перебродившим гуарьим молоком. И какое-то время были слышны лишь поскребывание, постукивание, хруст, вздохи да уханье, с каким Лин перебрасывал печеное с ладони на ладонь, чтобы остывало скорее.
— Вот что я подумал, — Черрим зыркнул на Пикстар, которую кормил завтраком один из следопытов, бдительно следя, чтобы не вывернулась и не убежала. Разровнял перед собой место и стал рисовать когтем в пепле подобие карты Вварденфелла, поманив к себе остальных. Провел резкую черту от обозначившего Когорун ноздреватого камушка.
— Будь я Дагот Ур, я бы пошел на Альдрун, — он стукнул по сковороде. — Первый удар, который можно нанести внезапно. И единственный. Кто владеет Альдруном, тот владеет Западным Нагорьем. Советники Дома Редоран окажутся в плену, осаде, или погибнут. Проще всего запереть их в Скар и двинуться дальше, оставив для осады небольшой отряд, — Черрим опрокинул сковороду и уложил рядом с ней несколько камушков. Подумал, и прибавил еще пару. — И даже большой — судя по тому, что мы видели в Когоруне. Ну, раз уж не удалось заразить столицу «снами». Остаются разрозненные очаги сопротивления. Форт Гнисис, — он сгреб пепел в кучку, увенчал кружкой и провел рядом несколько изогнутых линий, — отвлечем контрабандистами. В партизанской войне всегда побеждает тот, кому лучше знакома местность, и, в общем, тот, кто ее развязал. Длиться она может бесконечно, легионеры могут попытаться уйти морем, тогда Гнисис потерян.