он вынул из дерюжного мешка доску со вбитыми
в нее гвоздями, положил ее на мостовую и располо-
жился спиной на остриях гвоздей. Один за другим
на мохнатую грудь стали залезать приглашенные ши-
роким, радушным жестом туристы — американцы,
англичане, немцы. На груди образовалась целая ва-
вилонская башня. Когда она развалилась, мужчина
ловко вскочил с гвоздей, торжественно показывая
всем свою спину. Она была сильно исцарапана, но
не кровоточила. Раздались аплодисменты, и монеты
со звоном посыпались в шапку, лежащую на мосто-
вой. Это — работа. Тяжелая ежедневная работа.
В майские предвыборные дни перед вторым ту-
ром, когда все улицы Парижа и подземные пере-
ходы были оклеены портретами противоборствующих
кандидатов — Жискар д'Эстена и Франсуа Митте-
рана, понятие «работа» ни для кого не отменялось,
за исключением тех, у кого этой работы не было.
Озабоченно громыхали отбойные молотки в руках
рабочих, ремонтирующих улицы, озабоченно окунали
кисти в краску художники Монмартра, озабоченно
раскладывали в маленькие корзиночки свежую ма-
лину и клубнику зеленщики, и, взмокшие, как ло-
мовые лошади, танцовщицы ночных кабаре озабо-
ченно репетировали перед пустыми залами канкан,
вскидывая натруженные ноги выше слипшихся во-
лос, на которые только вечером сядут парики и
страусовые белоснежные перья... Серия телевизион-
ных дебатов между кандидатами была тоже отме-
чена озабоченностью этих двух усталых немолодых
мужчин, чья ежедневная нелегкая работа называет-
ся политикой.
Но в этом вечном городе есть еще одна работа,
которая называется литературой. Оба кандидата не
касались**ее в своей дискуссии, потому что этой ра-
ботой занято не так уж много людей по сравнению
с другими профессиями. Однако такое уж свойство
у этой работы — она делается немногими людьми.
Иногда немногими для немногих. Но иногда немно-
гими — для всех.
На тихой улочке Себастьен Боттэн скромно пря-
чется дом, зажатый между фешенебельным отелем
и особняками. Это издательство «Галлимар», где
уже долгие годы во многом определяется литера-
турная политика Франции. Оно — престижное, хо-
тя, по некоторым слухам, экономические его дела
неважны. Правда, в таком положении сейчас на-
ходятся многие европейские издательства. Книжные
магазины «затоварены». Перелистывающих книги
гораздо больше, чем покупающих. Однако писатель
Мишель Турнье, с которым у меня была назначена
встреча в «Галлимаре», относится к редкой во
Франции категории и «бестселлерных», и серьезных
писателей. Помимо других романов, национальную
и международную славу ему принесла новая вариа-
ция на тему «Робинзона» Даниеля Дефо, названная
автором «Пятница, или Круги Тихого океана». Она
написана в двух версиях—для детей и для взрослых.
Турнье, как, впрочем, и большинство француз-
ских современных писателей, совершенно не похо-
дит на устаревшее представление о писателе-фран-
цузе, как человеке с чердака Латинского квартала —
обязательно в бархатной блузе, с небрежно завя-
занным бантом. Если Турнье встретить где-нибудь в
метро, его можно принять скорее за учителя сред-
ней школы. В нем нет никакой аффектации — ни в
одежде, ни в манерах, лишь усталые и вниматель-
ные глаза из-под очков выдают профессию челове-
ка, привыкшего анализировать все вокруг. Разговор
происходит в одной из опустевших после конца ра-
бочего дня комнат издательства, заваленных рукопи-
сями, судьба которых еще не решена.
Я сказал:
— Вы пошли на серьезный для любого писателя
риск, вступив в соревнование с Дефо... Некоторые
критики отмечают, что Робинзон и даже Пятница в ва-
шей версии выглядят прочитавшими Фрейда и Кафку...
Турнье чуть улыбнулся:
— Я бы сказал, что Маркса тоже... Я начал
свою работу после серьезного изучения этнографии.
В прекрасной книге Дефо все-таки чувствуется пре-
восходство Робинзона над Пятницей. Мне хотелось
сделать героем именно Пятницу. Конечно, Робинзон
цивилизованней. Но ум и цивилизация — разные ве-
щи. На стороне Робинзона — технические знания.
На стороне Пятницы — природные инстинкты. По-