бумагой, со своими собственными героями. Именно
таковы лучшие, на мой взгляд, сегодняшние прозаи-
ки — Маргерит Юрсенар, Альбер Коан, Жан Мари
Ле Клезио, Патрик Модиано.
— Правда ли. что вы единственный во Франции
серьезный автор бестселлеров?
— Не совсем... Самый серьезный «бестселлерный»
писатель — Эрве Вазен. Обычно его романы прода-
ются по 400—500 тысяч экземпляров, а это для серь-
езной французской литературы — рекорд. У меня в
среднем продается по 150 тысяч экземпляров, что
тоже много на сегодняшнем фоне. Исключение —
«Пятница». Кажется, было распродано 400 тысяч.
— Когда-то Франция была центром мировой ли-
тературы. Как вы думаете, не утрачивается ли се-
годня ее былой литературный престиж? — осторож-
но спросил я.
По он ответил сразу:
— Возможно... Потом была Россия Толстого,
Достоевского, Чехова... Сейчас, я думаю, центр ми-
ровой литературы — это Латинская Америка. По-
мимо Маркеса, там много крупных писателей. Но
по образованию я германист и поэтому лучше все-
го знаю немецкую литературу, особенно философию.
Я когда-то изучал немецкую философию: Гегели,
Фихте, Канта, Шеллинга, Хайдеггера. Думаю, что
девять десятых философии Сартра почерпнуто имен-
но из немецкой философии.
— Можете ли вы вспомнить какую-нибудь фра-
зу, в которой афористически была бы выражена вся
суть его философии?
— Нелегкая задача, — поправил очки Турнье. —
Впрочем, попробую... Ну, скажем, вот эта: «Чело-
век есть не то, что он есть, а то, что он делает».
— Мне эта фраза кажется очевидной, не требу-
ющей доказательств.
— Правда иногда тоже бывает очевидной, но ее
все-таки приходится доказывать... Сартр никогда не
хотел казаться «святым», в отличие от многих по-
средственных писателей, но в чем-то он был святым.
От Нобелевской премии отказался искренне, а не из
тактических соображений. Не получал полной суммы
гонораров, а только определенную скромную ежеме-
сячную сумму из кассы издательства. Он хотел чув-
ствовать себя в положении служащего, получающе-
го обыкновенную зарплату.
...Я вернулся в свое парижское пристанище,
включил телевизор и стал смотреть продолжение
дискуссии двух кандидатов. Дискуссия впрямую не
касалась проблем духовности, а была всецело по-
священа насущным социальным проблемам — без-
работице, заработной плате, социальному обеспече-
нию, ценам на продукты и товары потребления. Но
ведь между развитием духовным и экономическим
есть прямая взаимосвязь, и если такая связь нару-
шается, то плохо и духу, и экономике. Признаюсь,
в дискуссии мне недоставало чего-то поднимаю-
щегося над прагматикой. Но многих зрителей, сидев-
ших в эти минуты у телевизоров, волновали прежде
всего эти острые вопросы жизни, и можно ли было
в этом кого-нибудь обвинить?
Улицы вечернего Парижа, вопреки моим ожида-
ниям, отнюдь не пустовали во время такой важной
для всей нации дискуссии. Некоторых эта дискуссия,
видимо, не слишком интересовала. Люди сидели в
кафе, барах, и молодые парочки гуляли в обнимку
по улицам вечного города, и клошары посасывали из
горлышек бутылок винцо, привалившись к решет-
кам какого-нибудь ювелирного магазина. А турист-
ский Париж жил жизнью, совсем далекой от мыс-
лей Мишеля Турнье, от моих мыслей, от мыслей
этих французов, сидевших у экранов телевизоров.
И в кабаре «Шехерезада», описанном Эрихом Мария
Ремарком в «Триумфальной арке», подгулявший те-
хасский скотопромышленник бил хрустальные рюмки,
изображая из себя русского купца из американских
«клюквенных» фильмов.
2
Я всегда любил и люблю кино. Одно из самых
главных удобств кинотеатра — то, что из него легче
удрать, чем из театра, если смотреть уже невмоготу.
Я посмотрел в Париже около двадцати филь-
мов — половину их до половины. Диагноз был ясен
уже в самом начале. Больше всего мне понравил-
ся фильм Феллини «Город женщин», на съемках
которого я два года назад присутствовал в Чинечит-
та в Риме. Мой небольшой киноопыт во «Взлете»
заставил меня взглянуть на феллиниевские съемки
совсем другими, если еще не профессиональными,
то уже не любительскими глазами.