Меня поразил организационный хаос, царивший
на съемках, сделавший их сразу родными, мосфиль-
мовскими. Когда Феллини привела в раздражение
какая-то ненужная ему верхняя лампа и ее никак не
могли выключить, а начали прикрывать какой-то
фанерой, то я почувствовал себя полностью в своей
тарелке. Но как филигранно, энергично работал сам
Феллини! Как он умел найти доброе, ласковое сло-
во не только для Мастроянни, но и для любого че-
ловека в массовке и с дружеской интонацией сде-
лать самое жестокое, беспощадное замечание! В кро-
шечном эпизоде вхождения женщин-полицейских он
отснял 9 дублей, меняя расстановку массовки и уточ-
няя задачи главных актеров. И вот с опозданием
я увидел целостный результат работы, тот дубль,
который выбрал Феллини.
Фильм весьма язвительно критиковали или, в
крайнем случае, хвалили сквозь зубы. Больших сбо-
ров он не принес. Упреки режиссеру в самоповторе-
нии были небезосновательны. Возмущенные феми-
нистки атаковали Феллини коллективными и аноним-
ными письмами во время съемок и даже пикетиро-
вали здание Чинечитта, считая, что Феллини гото-
вит некий удар в самое сердце их женского освобо-
дительного движения. На самом деле этот фильм
является едкой и в то же время грустной любовной
— Нелегкая задача, — поправил очки Турнье. —
Впрочем, попробую... Ну, скажем, вот эта: «Чело-
век есть не то, что он есть, а то, что он делает».
— Мне эта фраза кажется очевидной, не требу-
ющей доказательств.
— Правда иногда тоже бывает очевидной, но ее
все-таки приходится доказывать... Сартр никогда не
хотел казаться «святым», в отличие от многих по-
средственных писателей, но в чем-то он был святым.
От Нобелевской премии отказался искренне, а не из
тактических соображений. Не получал полной суммы
гонораров, а только определенную скромную ежеме-
сячную сумму из кассы издательства. Он хотел чув-
ствовать себя в положении служащего, получающе-
го обыкновенную зарплату.
...Я вернулся в свое парижское пристанище,
включил телевизор и стал смотреть продолжение
дискуссии двух кандидатов. Дискуссия впрямую не
касалась проблем духовности, а была всецело по-
священа насущным социальным проблемам — без-
работице, заработной плате, социальному обеспече-
нию, ценам на продукты и товары потребления. Но
ведь между развитием духовным и экономическим
есть прямая взаимосвязь, и если такая связь нару-
шается, то плохо и духу, и экономике. Признаюсь,
в дискуссии мне недоставало чего-то поднимаю-
щегося над прагматикой. Но многих зрителей, сидев-
ших в эти минуты у телевизоров, волновали прежде
всего эти острые вопросы жизни, и можно ли было
в этом кого-нибудь обвинить?
Улицы вечернего Парижа, вопреки моим ожида-
ниям, отнюдь не пустовали во время такой важной
для всей нации дискуссии. Некоторых эта дискуссия,
видимо, не слишком интересовала. Люди сидели в
кафе, барах, и молодые парочки гуляли в обнимку
по улицам вечного города, и клошары посасывали из
горлышек бутылок винцо, привалившись к решет-
кам какого-нибудь ювелирного магазина. А турист-
ский Париж жил жизнью, совсем далекой от мыс-
лей Мишеля Турнье, от моих мыслей, от мыслей
этих французов, сидевших у экранов телевизоров.
И в кабаре «Шехерезада», описанном Эрихом Мария
Ремарком в «Триумфальной арке», подгулявший те-
200
хасский скотопромышленник бил хрустальные рюмки,
изображая из себя русского купца из американских
«клюквенных» фильмов.
2
Я всегда любил и люблю кино. Одно из самых
главных удобств кинотеатра — то, что из него легче
удрать, чем из театра, если смотреть уже невмоготу.
Я посмотрел в Париже около двадцати филь-
мов — половину их до половины. Диагноз был ясен
уже в самом начале. Больше всего мне понравил-
ся фильм Феллини «Город женщин», на съемках
которого я два года назад присутствовал в Чинечит-
та в Риме. Мой небольшой киноопыт во «Взлете»
заставил меня взглянуть на феллиниевские съемки
совсем другими, если еще не профессиональными,
то уже не любительскими глазами.
Меня поразил организационный хаос, царивший
на съемках, сделавший их сразу родными, мосфиль-