пании «Доминикана». Затем мой многострадальный
кожаный товарищ попал в руки таможенников. Чьи-
ми же были предыдущие руки? За спинами таможен-
ников, копавшихся в моих рубашках и носках, вели-
чественно покачивался начинавшийся чуть ли не от
подбородка живот начальника аэропортовской поли-
ции, созерцавшего этот в прямом смысле трогатель-
ный процесс. Начальник полиции представил бы под-
линную находку для золотолюбивого Колумба — зо-
лотой «Ролекс» на левой руке, золотой именной брас-
лет на правой, золотые перстни с разнообразными
драгоценными и полудрагоценными камнями чуть ли
не на каждом пальце, золотой медальон с мадонной
на мохнатой груди, золотой брелок для ключей от
машины, сделанный в виде миниатюрной статуи Сво-
боды. Лицо начальника полиции лоснилось так, как
будто заодно с черными жесткими волосами было
смазано бриолином. Начальник полиции не опустил-
ся до интереса к шмоткам, но взял мою книгу сти-
хов по-испански и перелистывал ее избирательно и
напряженно.
— Книга была издана в Мадриде еще при гене-
ралиссимусе Франко, — успокоил я его. — Взгляните
на дату.
Он слегка вздрогнул от того, что я неожиданно за-
говорил по-испански, и между нами образовалась не-
кая соединительная нить. Он осторожно выбирал, что
сказать, и наконец выбрал самое простое и общедо-
ступное:
— Работа есть работа...
Я вспомнил припев из песни Окуджавы и неволь-
но улыбнулся. Улыбнулся, правда, сдержанно, и на-
чальник полиции, очевидно, не ожидавший, что я мо-
гу улыбаться. Еще одна соединительная нить. Затем
в его толстых, но ловких пальцах очутилась видео-
кассета.
— Это мой собственный фильм, — пояснил я.
— В каком смысле собственный? — уточняюще
спросил он.
— Я его поставил как режиссер... — ответил я, от-
нюдь не посягая на священные права «Совэкспорт-
фильма».
— Название? — трудно вдумываясь в ситуацию,
засопел начальник полиции.
— «Детский сад».
— У вас тоже есть детские сады? — недоверчиво
спросил начальник полиции.
— Недостаточно, но есть, — ответил я, стараясь
быть объективным.
— А в какой системе записан фильм? — деловито
поинтересовался он.
— ВХС, — ответил я. Еще одна соединительная
пить.
— А у меня только Бетамакс, — почти пожаловал-
ся начальник полиции. — Все усложняют жизнь, все
усложняют. — И со вздохом добавил, как бы прося
извинения:—Кассету придется отдать в наше управ-
ление для просмотра. Послезавтра мы ее вам вернем,
если... — он замялся, — если там нет ничего такого...
— Это единственная авторская копия. Она стоит
миллион долларов,— решил я бить золотом по золо-
ту. — Я не сомневаюсь в вашей личной честности, но
эту кассету может переписать или ваш заместитель,
или заместитель вашего заместителя, и фильм пойдет
гулять по свету. Вы же лучше меня знаете, какая
Ю Е. Евтушенко
сейчас видеоконтрабанда. Дело может кончиться
международным судом.—Миллион и международный
суд произвели впечатление на начальника полиции,
и он запыхтел, потряхивая кассету в простонародной
узловатой руке с аристократическим ногтем на ми-
зинце.
Думал ли я когда-нибудь, что мое голодное детст-
во сорок первого года будет покачиваться на взве-
шивающей его полицейской ладони? По этой ладони
брел я сам, восьмилетний, потерявший свой поезд,
на этой ладони сапоги спекулянтов с железными под-
совками растаптывали мою жалобно вскрикивающую
скрипку лишь за то, что я не украл, а просто взял с
прилавка обернутую в капустные листы дымящуюся
картошку, по этой ладони навстречу новобранцам с
прощально обнимающими их невестами в белых на-
кидках шли сибирские вдовы в черном, держа в ру-
ках трепыхающиеся похоронки...
Но для начальника полиции фильм на его ладо-
ни не был моей, неизвестной ему жизнью, а лишь лич-
ной, хорошо известной ему опасностью, когда за не-
достаточную бдительность из-под него могут выдер-
нуть тот стул, на котором он сидит. Вот что такое
судьба искусства на полицейской ладони...
— А тут нет ничего против правительства Санто-
Доминго? — неловко пробурчал начальник полиции.