и это ясно даже дураку.
Но смысл народной хитрости —
из памяти их вытрясти —
и наложить на всех убийц — фуку.
Прославленные кости,
стучаться в двери бросьте
к заснувшему со вздохом бедняку,
а если, горделивы,
вы проскрипите — чьи вы?
То вам в ответ: «Фуку! Фуку! Фуку!»
Мы те островитяне,
кто больше христиане,
чем все убийцы с именем Христа.
Из ген обид не выскрести.
Фуку — костям антихриста,
пришедшего с подделкою креста!
Над севильскнм кафедральным собором, где — по
испанской версии — покоились кости адмирала, реял
привязанный к шпилю огромный воздушный шар, на
котором было написано: «Вива генералиссимус Фран-
ко — Колумб демократии!»
Над головами многотысячной толпы, встречавшей
генералиссимуса, прибывшего в Севилью на откры-
тие фиесты 1966 года, реяли обескуражившие меня
лозунги: «Да здравствует 1 Мая — день международ-
ной солидарности трудящихся!», «Прочь руки британ-
ских империалистов от исконной испанской террито-
рии — Гибралтара!», и на ожидавшуюся мной анти-
правительственность демонстрации не было ни намека.
Генералиссимус был хитер и обладал особым ис-
кусством прикрывать антинародную сущность режи-
ма народными лозунгами. Генералиссимуса встреча-
ла толпа, состоявшая не из народа, а из псевдонаро-
да — из государственных служащих, полысевших от
одобрительного поглаживания государства по их го-
ловам за верноподданность, из лавочников и пред-
принимателей, субсидируемых национальным бан-
ком после проверки их лояльности, из так называе-
мых простых, а иначе говоря — обманутых людей,
столько лет убеждаемых пропагандой в том, что ге-
нералиссимус их общий отец, и, наконец, из агентов
в штатском с хриплыми глотками в профессиональ-
ных горловых мозолях от приветственных выкриков.
По улице, мелодично поцокивая подковами по ста-
ринным булыжникам, медленно двигалась кавалька-
да всадников — члены королевской семьи в нацио-
нальных костюмах, аристократические амазонки в
черных шляпах с белыми развевающимися перьями,
знаменитые торерос, сверкающие позументами. Сле-
дом за ними на скорости километров пять в час полз
«мерседес» — не с пуленепробиваемыми стеклами, а
совершенно открытый. Со всех сторон летели вовсе
не пули, не бутылки с зажигательной смесью, а вет-
ки сирени, орхидеи, гвоздики, розы. В «мерседесе»,
не возвышаясь над уровнем лобового стекла, стоял
В осыпанном лепестками мундире плотненький чело-
печек с благодушным лицом провинциального удач-
ливого лавочника и отечески помахивал короткой
рукой с толстыми тяжелыми пальцами. Когда уста-
вала правая рука, помахивала левая — и наоборот.
Лицевые мускулы не утруждали себя заигрывающей
С массами улыбкой, а довольствовались выражени-
ем благожелательной государственной озабоченности.
Родители поднимали на руках детей, чтобы они мог-
ли увидеть «отца нации». У многих из глаз текли не-
поддельные слезы гражданского восторга. Прорвавша-
яся сквозь полицейский кордон сеньора неопределен-
ного возраста религиозно припала губами к жирному
следу автомобильного протектора.
— Вива генералиссимо! Вива генералиссимо!—за-
хлебываясь от счастья лицезрения, приветствовала
толпа генералиссимуса Франко — по мнению всех
мыслящих испанцев, чьи рты были заткнуты тюрем-
ным или цензурным кляпом, убийцу Лорки, палача
молодой испанской республики, хитроумного паука,
опутавшего страну цензурной паутиной, ловкого тор-
говца пляжами, музеями, корридами, кастаньета-
ми и сувенирными донкихотами. Но, по мнению этой
толпы, он прекратил братоубийственную гражданскую
бойню и даже поставил примирительный монумент ее
жертвам и с той, и с другой стороны. По мнению этой
же толпы, он спас Испанию от участия во второй ми-
ровой войне, отделавшись лишь посылкой «Голубой
дивизии» в Россию. Говорят, он сказал адмиралу Ка-
парису:
— Пиренеи не любят, чтобы их переходила ар-
мия — даже с испанской стороны.
По мнению этой же толпы, он был добропорядоч-
ным хозяином, не допускавшим ни стриптиза, ни ми-
ни-юбок, ни эротических фильмов, ни подрывных со-