переходит в грустное, тончайшее:
Юноша мягкой тряпкой
поршни не оботрет.
Какая печаль и точность в этом эпитете!
Вот державно, раскатисто, как будто шаги Пет-
ра по свайным настилам строящегося Петербурга:
День — в чертогах, а год в дорогах.
По-державному широка
в поцелуях, слезах, ожогах
императорская рука.
Вот прозрачно и щемяще, с тоской и радостью по-
следней любви:
Ты возникла в моей вселенной,
в удивленных глазах моих
из светящейся мыльной пены
да из пятнышек золотых.
Обнаженные эти руки,
увлажнившиеся водой,
стали близкими мне до муки
и смущенности молодой.
Смеляков писал, обращаясь к Луконину: «Мы
плебс, и вкус у нас плебейский». Но это была по-
лемическая наигранность. В Смелякове была врож-
денная аристократичность, как у любого настояще-
го рабочего.
Десять раз по десять лет пройдет,
снова вьюга заметет страну.
Звездной ночью юноша придет
к твоему замерзшему окну.
Изморозью тонкою обвит,
До утра он ходит под окном.
Как русалка, девушка лежит
на диване кожаном своем.
Зазвенит, заблещет телефон,
В утреннем ныряя серебре,
И услышит новая Манон
голос кавалера дс Грие...
Талант Смелякова пробивался всюду, даже если
иногда он был «между штабелями кирпича, рельсами
и трубами зажат».
Смеляков доказал всей своей поэзией художест-
венную силу эпитета, иногда превосходящего мета-
фору. Вот хотя бы некоторые примеры:
Нехорошо соединенный
кумач и траур на бортах.
Он пашню бережно ощупал
руками быстрыми слепца...
...на слабой известке гвоздем.
...всероссийская эта кепка.
С какой печалью и точностью стоят эпитеты
в портрете делегатки:
Лишь как-то испуганно жалась
и таяла в области рта
забытая древняя жалость —
крестьянской избы доброта.
Но этот родник ее кроткий
был, точно в уступах скалы,
зажат небольшим подбородком
и выпуклым блеском скулы.
(«Портрет»)
Когда это нужно, Смеляков не боится употреблять
старомодную, почти банальную интонацию, привно-
сящую какой-то особый запах печали:
И, к вам идя сквозь шум базарный,
как на угасшую зарю,
я наклоняюсь благодарно
и ничего не говорю.
Лишь с наслаждением и мукой,
забыв печали и дела,
целую старческую руку,
что белой ручкою была.
А если ему нужно, он был безжалостно мощен:
Как поздний свет из темного окна,
я на тебя гляжу из чупуна.
Зияют смутные глазницы
лица военного того,
как лунной ночью у волчицы.
Туда, где лампочка теснится,
лицо протянуто его.
И, умирая, Смеляков причащался поэзией, как
«старый беркут пьет, тоскуя, свою последнюю по-
лынь». Смеляков любил говорить так: «машинисты
державы», «саперы страны». Перефразируя его стро-
ки, хочется сказать, склоняясь перед памятью вели-
кого мастера:
Снимайте шляпы и фуражки
перед поэтами страны.
7
Издержки и таинства стиля...
(Я. Смеляков)
Даже классика непредставима без издержек.
У Смелякова были и плохие стихи, но критика в по-
следнее время помалкивала об этом, сохраняя не-
нужно создаваемое поэту реноме. В какой-то момент
известная часть читателей стала отворачиваться даже
от Маяковского, потому что чуть ли не в каждую
газетную статью на кукурузную или деревообраба-
тывающую тему всовывались его цитаты. Некрити-
ческое навязывание даже самых великих поэтов ино-
гда отвращает от них читателей. У Смелякова был
один психологический недостаток, свойственный лю-
дям с трудной, полной лишений жизнью, —
страх повторения лишений, иногда приводящий к
умиленности бытовой данностью. В ранних стихах
Смеляков писал: «Мальчишкой я был незаметен и
рус и с детства привык молчать. Паршивая бледная
кличка «трус» лежит на моих плечах... Бойся! Сияет
матерь пречистая. Она не пропустит грехи твои даром.
Бойся! По крышам идут трубочисты. Бойся! По ули-
цам идут жандармы...» Смеляков боролся с этим
страхом: «Я встану, сжимая в надежных руках бес-
страшие нашего класса». А вот стремление к умилен-
ности инстинктивно осталось. «Не ваятель, не стяжа-
тель, не какой-то сукин сын — мой приятель, обыва-