ленно меняющемся механизме — человеческой пси-
хологии — все, даже малые, остатки чуждой приро-
де социализма национальной ограниченности. А она
иногда еще дает себя знать, проявляясь то в лож-
ных философских концепциях, лишенных проверки
социальностью, то в псевдоисторизме помпезных ук-
рашательских романов, то в стихах, бесперспективно
ностальгирующих о прошлом как о некоем едином
целом, то в размашистом общественном шапкозаки-
дательстве, то в национальной ущемленности, что
иногда перерастает в ту же заносчивость, то в по-
просту отвратительных, еще до конца не выветрив-
шихся выражениях по адресу той или иной нацио-
нальности, то попросту в пошлых, зубоскальских анек-
дотах, откровенно попахивающих прошлым. На фоне
тех гигантских преодолений, которые произошли после
Октябрьской революции, эти непреодоленности выгля-
дят особенно недопустимыми, ибо социализм и на-
ционализм есть вещи несовместимые. Социалистиче-
ская революция восстала не только против опреде-
ленной классовой структуры, но и против определен-
ной психологической структуры, одним из опорных
столбов которой является национальная ограничен-
ность. Слава богу, прошло то время, когда вульгар-
ная социология пыталась при помощи интернацио-
нализма атаковать святая святых — национальные
традиции, бестактно задевая порой самое глубокое
народное чувство. Но опасен и другой крен — когда
бережное восстановление национальных традиций мо-
жет хотя бы временно оттеснить тему интернациона-
лизма. Так же как национальные традиции, интерна-
ционализм не есть нечто временное, связанное с га-
зетной «злободневностью», с конъюнктурными повет-
риями. Интернационализм не поветрие, а ветер ис-
тории. У великих писателей всегда была не дешевая
ностальгия по прошлому, а пророческая ностальгия
по будущему. Так, преодолевая столькие националь-
ные заблуждения своего времени, тосковали Пуш-
кин и Шевченко о той эпохе, «когда народы, распри
позабыв, в великую семью соединятся...», о «семье
великой, семье вольной, новой...» Такая семья у нас
есть. Создатели народных национальных эпосов да-
же и мечтать не могли о том, что их творения вой-
дут в мировую сокровищницу культуры. Они лишь
прилежно старались сохранить среди войн и других
нравственных потрясений поэтические свидетельства
о жизни своего народа, может быть, даже не надеясь
на то, что он уцелеет. Некоторые из этих эпосов ког-
да-то поспешно назвали «реакционными». Но реак-
ционных народных эпосов не бывает. Эти эпосы за-
нимают теперь свое величественное место рядом со
«Словом о полку Игореве», нисколько не мешая
друг другу. Чувство всей нашей огромной страны не-
возможно без ощущения этого отдельно выношенно-
го, но теперь общего культурного наследия. Вариа-
ционные совпадения в этическом и фольклорном
наследии разных народов лишь говорят о неосознан-
ной, но реально существовавшей в истории духовной
близости всех угнетенных и всех людей, борющих-
ся за справедливость. Разве это не есть пророче-
ское указание из недр прошлого на возможность со-
здания единой человеческой семьи будущего, если
так невольно близки друг другу были казахские акы-
ны, русские гусляры, украинские бандуристы, так
непохоже певшие песни о так похожих страданиях
всех людей, если матери всех народов убаюкивали
всех детей разными и в то же время чем-то напо-
минающими друг друга колыбельными? Но были
внутренне похожими не только убаюкивающие пес-
ни, но и песни будящие, песни борьбы против угне-
тателей. У всего народного есть один и тот же ад-
рес — народ. Мог ли великий Абай представить, что
роман о его жизни, написанный по-казахски, будут
читать столькие люди на стольких языках? Но так
случилось, потому что эти неизвестные ему люди,
его потомки, были неосознанным адресом его твор-
чества. Взаимопроникновение национальных лите-
ратур друг в друга не может быть явлением, раз-
рушающим национальные традиции, — националь-
ные традиции разрушаются только тогда, когда пи-
сатели надменно отворачиваются от освежающего