к литературе вообще.
Поэт Сельвинский когда-то справедливо сказал:
«Читатель стиха — артист». Конечно, и читатель про-
зы должен обладать артистизмом восприятия. Но
обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не толь-
ко в мысли и в построении сюжета, но и в самой
музыке слова, в интонационных переливах, в метафо-
рах, в тонкости эпитетов. Строчку Пушкина «гля-
дим на бледный снег прилежными глазами» почувст-
вует во всей ее свежести только читатель высокс л
квалификации. Подлинное прочтение художественного
слова (в поэзии или в прозе) подразумевает не бег-
ло почерпнутую информацию, а наслаждение словом,
впитывание его всеми нервными клетками, умение
чувствовать это слово кожей...
Однажды мне посчастливилось читать композито-
ру Стравинскому стихотворение «Граждане, послу-
шайте меня...». Стравинский слушал, казалось, впол-
слуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно муд-
ря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольст-
вия: «Какая вкусная строчка!» Я был поражен, пото-
му что такую неброскую строчку мог отметить далеко
не каждый профессиональный поэт. Я не уверен
в том, что существует врожденный поэтический слух,
но в том, что такой слух можно воспитать,— убежден.
И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъ-
емлюще, выразить мою глубокую благодарность всем
людям в моей жизни, которые воспитывали меня в
любви к поэзии. Если бы я не стал профессиональ-
ным поэтом, то все равно до конца моих дней оста-
вался бы преданным читателем поэзии.
Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, что
талантливые:
Отстреливаясь от тоски,
Я убежать хотел куда-то.
Но звезды слишком высоки,
И высока за звезды плата...
Он любил поэзию и свою любовь к ней передал
мне. Прекрасно читал на память и, если я что-то не
понимал, объяснял, но не рационально, а именно кра-
сотой чтения, подчеркиванием ритмической, образной
силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но
и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно по-
нравившимся ему:
Жеребец под ним сверкает белым рафинадом.
(Э. Багрицкий)
Крутит свадьба серебряным подолом,
А в ушах у нее не серьги — подковы.
(П. Васильев)
От Махачкалы до Баку
Луны плавают на боку.
(Б. Корнилов)
Брови из-под кивера дворцам грозят.
(Н. Асеев)
Гвозди бы делать из этих людей,
Крепче бы не было в мире гвоздей.
(И. Тихонов)
Тегуантепек, Тегуантепек, страна чужая,
Три тысячи рек, три тысячи рек тебя окружают.
(С. Кирсанов)
Из иностранных поэтов отец чаще всего читал мне
Бёрнса и Киплинга.
В военные годы на станции Зима я был предостав-
лен попечению бабушки, которая не знала поэзию так
хорошо, как мой отец, зато любила Шевченко и час-
то вспоминала его стихи, читая их по-украински. Бы-
вая в таежных селах, я слушал и даже записывал
частушки, народные песни, а иногда кое-что и присо-
чинял. Наверное, воспитание поэзией вообще неотде-
лимо от воспитания фольклором, и сможет ли по-
чувствовать красоту поэзии человек, не чувствующий
красоту народных песен?
Человеком, любящим и народные песни, и стихи
современных поэтов, оказался мой отчим, аккордео-
нист. Из его уст я впервые услышал «Сергею Есени-
ну» Маяковского. Особенно поразило «Собственных
костей качаете мешок». Помню, я спросил: «А кто
такой Есенин?» — и впервые услышал есенинские сти-
хи, которые тогда было почти невозможно достать.
Стихи Есенина были для меня одновременно и на-
родной песней, и современной поэзией.
Вернувшись в Москву, я жадно набросился на
стихи. Страницы выходивших тогда поэтических сбор-
ников были, казалось, пересыпаны пеплом пожарищ
Великой Отечественной. «Сын» Антокольского, «Зоя»
Алигер, «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...»
Симонова, «Горе вам, матери Одера, Эльбы и Рей-
на...» Суркова, «Не зря мы дружбу берегли, как пе-
хотинцы берегут метр окровавленной земли, когда
его в боях берут...» Гудзенко, «Госпиталь. Все в белом.
Стены пахнут сыроватым мелом...» Луконина, «Маль-
чик жил на окраине города Колпино...» Межирова,
«Чтоб стать мужчиной, мало им родиться...» Львова,
«Ребята, передайте Поле — у нас сегодня пели со-