неграмотности. Сейчас, когда поэзию читают не толь-
ко интеллигенты, но и рабочие, и крестьяне, понятие
гражданственности расширилось — оно как никогда
подразумевает духовные связи поэта с народом. Когда
я пишу стихи лирического плана, мне всегда хочется,
чтобы они были близки многим людям, как если бы
они сами написали их. Когда работаю над вещами
эпического характера, то стараюсь находить себя в
тех людях, о которых пишу. Флобер когда-то сказал:
«Мадам Бовари — это я». Мог ли он это сказать
о работнице какой-нибудь французской фабрики? Ко-
нечно, нет. А я надеюсь, что могу сказать то же са-
мое, например, о Нюшке из моей «Братской ГЭС»
и о многих героях моих поэм и стихов: «Нюшка —
это я». Гражданственность девятнадцатого века не
могла быть такой интернационалистской, как сейчас,
когда судьбы всех стран так тесно связаны друг
с другом. Поэтому я старался находить близких мне по
духу людей не только среди строителей Братска или
рыбаков Севера, но и везде, где происходит борьба
за будущее человечества, — в США, в Латин-
ской Америке и во многих других странах. Без
любви к Родине нет поэта. Но сегодня поэта нет и
без участия в борьбе, происходящей на всем земном
шаре.
Быть поэтом первой в мире социалистической
страны, на собственном историческом опыте проверя-
ющей надежность выстраданных человечеством идеа-
лов, — это налагает особую ответственность. Истори-
ческий опыт нашей страны изучается и будет изучаться
и по нашей литературе, по нашей поэзии, ибо ни-
какой документ сам по себе не обладает психологи-
ческим проникновением в сущность факта. Таким об-
разом, лучшее в советской литературе приобретает
высокое значение нравственного документа, запечат-
ляющего не только внешние, но и внутренние черты
становления нового, социалистического общества.
Наша поэзия, если она не сбивается ни в сторону
бодряческого приукрашивания, ни в сторону скепти-
ческого искажения, обладает гармонией реалисти-
ческого отображения действительности в ее развитии,
может быть живым, дышащим, звучащим учебником
истории. И если этот учебник будет правдив, то он
по праву станет достойной данью нашего уважения
к народу, вскормившему нас.
Переломный момент в жизни поэта наступает тог-
да, когда, воспитанный на поэзии других, он уже на-
чинает воспитывать своей поэзией читателей. «Мощ-
ное эхо», вернувшись, может силой возвратной волны
сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или
так контузить, что он потеряет слух и к поэзии, и ко
времени. Но такое эхо может и воспитать. Таким об-
разом, поэт будет воспитываться возвратной волной
собственной поэзии.
Я резко отделяю читателей от почитателей. Чита-
тель при всей любви к поэту добр, но взыскателен.
Таких читателей я находил и в своей профессиональ-
ной среде, и среди людей самых различных профес-
сий в разных концах страны. Именно они и были всег-
да тайными соавторами моих стихов. Я по-прежнему
стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто по-
вторяю строки Тютчева, которого полюбил в послед-
ние годы:
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
Я чувствую себя счастливым, потому что не был
обделен этим сочувствием, но иногда мне грустно по-
тому, что я не знаю — сумею ли за него отблагода-
рить в полной мере.
Мне часто пишут письма начинающие поэты и
спрашивают: «Какими качествами нужно обладать,
чтобы сделаться настоящим поэтом?» Я никогда не
отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но
сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.
Таких качеств, пожалуй, пять.
Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но это-
го мало, чтобы стать поэтом.
Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого ма-
ло, чтобы стать поэтом.
Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но это-
го мало, чтобы стать поэтом.
Четвертое: надо любить не только свои стихи, но
и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.
Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя
не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало,
чтобы стать поэтом, ибо
Поэта вне народа нет,