Выбрать главу

всех коновалов пальцы,

когда он впервые разрезал

сердце — чтобы спасти.

«Кабы чего не вышло...» —

сыто и мордовито

ворчали на аэропланы,

на электрический свет.

72

«Кабы чего не вышло...» —

и «Мастера и Маргариту»

мы прочитали с вами

позднее на двадцать лет.

Прощание с бормотухой

для алкоголика — горе.

Прыгать в рассольник придется

соленому огурцу.

Но есть алкоголики трусости —

особая категория.

«Кабычегоневышлисты» —

по образному словцу.

Их руки дрожат, как от пьянства,

их ноги нетрезво

подкашиваются,

когда им дают на подпись

поэмы и чертежи,

и даже графины с водою

побулькивают по-алкашески

у алкоголиков трусости,

у бормотушников лжи.

И по проводам телефонным

ползет от уха до уха,

как будто по сладким шлангам,

словесная бормотуха.

Вместо забот о хлебе,

о мясе,

о чугуне

слышится липкий лепет:

«Кабы... чего... не...»

На проводе Петр Сомневалыч.

Его бы сдать в общепит!

Гражданственным самоваром

он весь от сомнений кипит.

Лоб медный вконец распаялся.

Прет кипяток сквозь швы.

Но все до смешного ясно:

«Кабы... чего... не вы...»

Выставить бы Филонова

так, чтобы ахнул Париж,

но —

как на запах паленого:

«Кабы... чего... не выш...»

Пока доказуются истины,

рушатся в никуда

кабычегоневышлистами

высасываемые года...

Кабычегоневышлизмом,

как засухой,

столькое выжгло.

Под запоздалый дождичек

стыд подставлять решето.

Есть люди,

всю жизнь положившие,

чтобы хоть что-нибудь

вышло,

и трутни,

чей труд единственный —

чтобы не вышло

ничто.

Взгляд на входящих нацелен,

словно двуствольная «тулка»,

как будто любой проситель —

это тамбовский волк.

Сейф, где людские судьбы —

волокитовая шкатулка,

которая впрямь по-волчьи

стальными зубами: «Щелк!»

В доспехах из резолюций

рыцари долгого ящика,

где даже носастая Несси

и та не наткнется на дно,

не лучше жуков колорадских

и морового ящура

хлеба и коров пожирали

с пахарями заодно.

И овдовела землица,

лишенная ласки сеющего,

затосковала гречиха,

клевер уныло полег,

и подсекала под корень

измученный колос

лысенковщина,

и квакать учились курицы,

чтоб не попасть под налог.

В лопающемся френче

Кабычегоневышлистенко,

сограждан своих охраняя

от якобы вредных затей,

видел во всей кибернетике

лишь мракобесье и мистику

и отнимал компьютеры

у будущих наших детей.

И, отвергая все новое,

откладыватели,

непущатели:

«Это беспрецедентно!» —

грозно махали печатями,

забыв,

что с ветхим ружьишком,

во вшах,

разута,

раздета,

Октябрьская революция

тоже беспрецедентна!

Я приветствую время,

когда

по законам баллистики

из кресел летят вверх тормашками —

«кабычегоневышлистики».

Великая Родина наша,

из кабинетов их выставь,

дай им проветриться малость

на нашем просторе большом.

Когда карандаш-вычеркиватель

у кабычегоневышлистов,

есть пропасть

меж красным знаменем

и красным карандашом.

На знамени Серп и Молот

страна не случайно вышила,

а вовсе не чье-то трусливое:

«Кабы чего не вышло...»!

4

ТРУБА

Р. Быкову

А вы останетесь собой,

когда придете в мир

с трубой,

чтобы позвать на правый бой,

а вам приказ —

играть отбой?

Собой

не сможет быть

любой,

кто сделает отбой

судьбой.

А вы останетесь собой,

когда трубу с чужой слюной

вам подловато всунут в рот,

чтобы трубить наоборот?

Труба с чужой слюною врет.

А вы останетесь собой,

когда с разбитою губой

вас отшвырнут,

прервав мотив,

в трубу

затычку

вколотив?

А вы останетесь собой

с набитой сахаром трубой,

когда вас,

будто на убой,

закормят,

льстя наперебой,

все те, кто превратить в рабу

хотел бы грозную трубу,

оставив ей