Человечество не должно опускаться до морали
мафий, договорившихся не пускать в ход только
одно какое-то определенное оружие, оставляя за собой
право ножей клеветы и недоверия. Нам нужно не та-
кое кажущееся перемирие, а вечный принципиальный
мир — в этом воля всех народов. И такой принцип,
который мог бы объединить человечество, есть. Этот
принцип — сам человек. Нет вероисповедания выше,
чем человек, нет политического убеждения выше, чем
человек, нет, государства выше, чем человек. Каж-
дый человек — это сверхдержава. Мы, писатели ми-
ра, послы этой сверхдержавы — человека. Я не со-
гласен с тем, что мы должны говорить друг другу толь-
ко комплименты о наших обществах,— все общества
в той или иной степени несовершенны, как несовер-
шенна сама человеческая психология. Никто из нас
не живет в раю, и если он и есть на том свете, то ни-
кто оттуда еще не возвращался на землю и не ин-
формировал нас о своих радужных впечатлениях. Но,
говоря даже суровую правду друг другу, мы должны
делать это как коллеги-врачи, склонившиеся во имя
спасения нашего общего человечества над его изра-
ненным телом, должны проявлять такт, чтобы не по-
мочь ни единым своим словом тем, кто так изранил
и ежедневно ранит человечество. Даже правда, ска-
занная со злорадством,— это уже неправда. Полити-
ческая спекулятивная полемика, когда разные сторо-
ны осыпают друг друга риторическими взаимообвине-
ниями, напоминает мне сцену суда над Митей Кара-
мазовым, когда, стараясь выразиться покрасивей
и сорвать аплодисменты, полемизирующие прокурор и
адвокат совершенно забывают об объекте спора —
о самом Мите. И человечеству, о котором забывают в
такой полемике, остается только прошептать, как Ми-
те Карамазову: «Тяжело душе моей, господа... поща-
дите». Когда речь идет о живом существе — о челове-
честве, писатели не должны уподобляться манипуля-
торам чужими страданиями во имя аплодисментов,
иногда производящихся довольно-таки грязными рука-
ми. У каждого из нас свой определенный професси-
ональный стиль, но в отношениях друг с другом мы
должны соблюдать единый стиль — стиль благород-
ства. Мы не должны поддаваться на вой третьесорт-
ных койотов из газетных джунглей, пытающихся на-
травливать писателей мира друг на друга, как йелло-
устонских гризли на сибирских медведей. Даже
сквозь газетные джунгли мы, писатели мира, должны
бросить друг другу спасительный клич маленького
Маугли: «Мы одной крови — ты и я!»
Мировая прогрессивная литературная интеллиген-
ция — это единое целое, как бы ни пытались вульгар-
но-социологически расколоть нас на разные лагери.
Недавно я читал книгу испанской писательницы Аны
Марии Матуте о ее детстве, прошедшем во франкист-
ской Испании. Я вырос совершенно в других усло-
виях — на маленькой сибирской станции Зима. Исто-
рия, казалось, сделала все, чтобы Ана Мария Матуте
и я никогда не поняли друг друга. Но ее детство тро-
нуло меня так, как будто стало частью моего собствен-
ного. Трагедия латиноамериканской деревушки Ма-
кондо, расоказанная Габриелем Гарсиа Маркесом,
так задела меня и многих наших читателей, как буд-
то это наша русская деревня. Чарльз Сноу — это ан-
глийский лорд, а я из крестьянской семьи, но у меня
нет в Англии никого ближе по духу, во всяком слу-
чае среди мужской части этой страны.
В течение многих лет государственные отноше-
ния между Соединенными Штатами и нашей страной
были отравлены «холодной войной». Нас хотели разъ-
единить. Но можно ли представить сегодняшнего пол-
поденного советского интеллигента, который бы не
был, помимо нашей классики, воспитан и американ-
ским— Эдгаром По, Твеном, Мелвиллом, Уитменом,
Крейном, Драйзером, Вулфом, Фицджеральдом, Хе-
мингуэем, Фолкнером, Стейнбеком, пьесами Теннеси
Уильямса, Хеллман, О'Нила? И разве этот современ-
ный советский интеллигент не зачитывается сегоднп
Робертом Уорреном, Апдайком, Стайроном, Чивером,
Хеллером, Воннегутом, Уайльером? Вот только один
пример, какая огромная сила литература и как нуж-
на постоянная выставка наших призывающих к миру
полотен на вокзале жизни.