Иногда мы, писатели, впадаем в профессиональ-
ный пессимизм, сомневаясь в действенности нашего сло-
ва: ведь если даже Данте, Шекспир, Сервантес, Гёте,
Толстой, Достоевский не смогли улучшить человечест-
во, что же можем сделать мы? Но этот пессимизм не-
обоснован. Если у человечества есть совесть, то
этим оно обязано великой силе искусства.
Т.-С. Элиот когда-то написал мрачное предска-
зание:
Так и кончается мир.
Так и кончается мир.
Так и кончается мир —
Только не взрывом, а взвизгом.
Мы должны нашим словом сделать все, чтобы не
довести человечество до взрыва. Но нашим словом
мы должны сделать все, чтобы не довести человечест-
во п до самодовольного взвизга духовной сытости,
который не менее морально опасен, чем война.
11 когда на вокзале жизни нам придется сесть в
п.мн последний поезд, то пусть на стенах этого вок-
.1.1.1.1 светится псе то, что мы написали, как наше за-
НеЩ.шпе ЖИВЫМ.
КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК — СВЕРХДЕРЖАВА
ТЕ, КТО НАЖИМАЮТ КНОПКИ...
Это случилось со мной в позапрошлом году на Фи-
липпинах. Поздно вечером я зашел в мексиканский
ресторанчик «Папагайо» на одной из весьма малопоч-
тенных улиц. Ресторанчик был почти пуст, лишь в
углу за длинным столом, уставленным бутылками,
стоял густой мужской шум и дым, в котором можно
было, как говорят в Сибири, хоть топор вешать. По
особому рычащему произношению английского, по
манере хлопать друг друга по плечу, по хозяйской раз-
машистости движений и по свободе обращения с бу-
тылками я сразу понял, что это американцы. За ис-
ключением одного немолодого, с седым ежиком че-
ловека при галстуке, это были парни лет двадцати —
без пиджаков, в рубашках с обезьянами и пальмами,
загорелые, как на подбор, словно родившиеся отли-
тыми из просоленной меди. Во всех угадывалась осо-
бая флотская выправка. Один из американцев, уви-
дев меня, показавшегося ему соотечественником,
крикнул через весь зал: «Эй, парень, ты из какого
штата?» — «Из России...— ответил я.— Но это пока
еще не ваш штат». Парни расхохотались и с госте-
приимством, свойственным американцам, немедленно
пригласили меня за стол. Действительно, это были
военные моряки из стоявшего на манильском рейде
флота. Старший, с седым ежиком, боцман, был их на-
чальником, но держал себя с ними за столом как рав-
ный, демонстрируя американскую демократию — де-
мократию во внеслужебное время. «Выпьем за ваших
русских моряков! — сказал он, поднимая стакан с
виски.— Однажды ваш военный корабль прошел ми-
мо нашего. Впечатляющий был самоварчик. Красиво
шел, мощно. Ваши ребята отсалютовали нам по всей
форме, а мы — им. Жаль, что не поговорили. Но, ела-
ва богу, мы не стреляли друг в друга, а то бы наши
мамы получили нас по воздушной почте в виде хо-
лодных посылок, упакованных в национальный флаг,
а русские мамы — ваших ребят, только в другой упа-
ковке. Выпьем за наших мам!.. А ты что здесь дела-
ешь? Бизнесмен? Или, как нам объясняли наши аме-
риканские комиссары, у вас бизнесмены запреще-
ны?» — «Да так, шпионю понемножку...— улыбнул-
ся я, насмотревшись в местных кинотеатрах фильмов
про небритых агентов ЧК, с которыми доблестно
сражаются свежевыбритые западные джеймсбонды.—
Профессия у меня такая шпионская: поэт. Увижу
что-нибудь интересное — и сразу в записную книжеч-
ку...» — «Значит, ты хороший шпион... — загоготал
• пимам.— Даже в темном ресторане обнаружил за-
маскированных американских моряков. Поэт — это,
ш.14ит, что-то вроде того парня, который написал
про >того... как его... индейца... Гайавату... Ну, а биз-
нес твой какой?» — «Стихи — вот и весь мой биз-
нес...»— «Ну и страна, где писать стихи — это биз-
нес, — покачал головой боцман.— Я всегда думал, что
по.г — это полусумасшедший-полуребенок... Впрочем,
я люблю детей. Они все хорошие, особенно в раннем
возрасте. Откуда только плохие взрослые берутся?»
Виски помогло нам разговориться. Выяснилось,
что чти парии холили на своем корабле у берегов Се-
верного Вьетнама. (Американцы вообще любят от-
крывать свои военные секреты, до известной сте-
пени, конечно. Однажды на Аляске я даже видел на
шоссе указатель: «Через 5 миль поворот на секрет-