между Ковентри и Сталинградом опустился желез-
ный занавес. В 1947 году Трумэн издал приказ, со-
гласно которому более двух миллионов американских
служащих подлежали проверке на лояльность. В го-
ды войны были выпущены американские фильмы
«Песня о России», «Северная звезда», «Миссия в
Москву», воспевшие союзническую дружбу советско-
го и американского народов. Я смотрел эти фильмы,
когда был еще сопливым мальчишкой в Сибири. Эти
фильмы были наивны, но трогательны. Можно ли
было представить, что сразу после войны начнется
лихорадочная охота за ведьмами в Голливуде? Писа-
телю Альва Бесси инкриминировали даже участие
в рядах добровольческого американского батальона
в Испании. «Это не вы здесь нас судите, — бросил
в лицо комиссии по расследованию антиамериканской
деятельности Джон Говард Лоусон,— это вы стоите
перед судом американского народа». В результате
травли умерли артисты Мэри Крисченс и Джон Бра-
ун, покончили с собой Ф. Лей и жена осужденного ре-
жиссера Дитриха. Во время войны фашисты разоб-
рали уникальный алтарь, сделанный польским скуль-
птором тринадцатого века Витом Ствошем, и вывезли
его в Германию. После того как польский доку-
ментальный фильм «Вит Ствош» был показан в ки-
нотеатре «Джорджтаун» в Вашингтоне, владельца
кинотеатра вызвали в комиссию Маккарти по обви-
нению в подрывной деятельности.
В День Победы я был на Красной площади и пом-
ню, как мы восторженно подбрасывали в воздух аме-
риканских и английских офицеров. Совсем еще юный
поэт, я в 1949—1950 годах захаживал в коктейль-холл
на улице Горького и помню одного американца —
в ярких желтых ботинках, с каким-то немыслимым
галстуком, похожим на хвост павлина,— кажется, этот
американец был из посольства. Да откуда же он еще
мог быть, ведь тогда у нас не было иностранных ту-
ристов. Американец сидел всегда один за столиком,
попыхивал трубкой и насмешливо наблюдал, как,
несмотря на очередь у дверей, никто не решался под-
сесть к нему за столик. Теперь мы уже не подбрасы-
вали союзников в воздух. Казалось, что самого воз-
духа не было. Как это странно вспомнить сейчас,
когда молодые американцы с бахромой на джинсах
и с гитарами стали неотъемлемой частью пейзажа
Москвы; когда совсем недавно я пил водку в золото-
искательском городе Алдан с представителем амери-
канской компании, инструктирующим сибирских ра-
бочих, как управлять катерпиллерами; когда тысячи
москвичей слушают во Дворце спорта американский
джаз или музыку Бриттена в Консерватории, а тыся-
чи ньюйоркцев приходят в Мэдисон сквер гарден,
в Фелт Форум послушать русского поэта. Нужно
быть слепцом, чтобы не понимать того, что мы живем
в новую эру. Разве это не новая эра, когда все чело-
вечество следит у своих телевизоров, как медленно
сближаются где-то в космосе руки людей, принадле-
жащих к разным народам, разным политическим
системам,— но все-таки руки, сумевшие пробиться
друг к другу сквозь железный занавес политическо-
го расизма?-
ОСКОЛКИ ЖЕЛЕЗНОГО ЗАНАВЕСА В ГЛАЗАХ
Я горд тем, что именно наша страна прорвала
железный занавес. Переломный момент наступил,
когда Москва распахнула двери нескольким тысячам
молодых иностранцев, съехавшимся на Всемирный
фестиваль молодежи,— в один день в Москве оказа-
лось столько иностранцев, сколько не было примерно
за двадцать пять предшествующих лет. Однако оскол-
ки железного занавеса крепко застряли в глазах не-
которых людей. Идеологические капитаны-крабы про-
должали царапать своими клешнями дно корабля
истории. В 1960 году на фестивале в Хельсинки я впер-
вые лицом к лицу столкнулся с политическим расиз-
мом в действии, когда фашиствующие молодчики пыта-
лись разгромить советский клуб. Помню одну нашу
балерину, еще девочку,— во время концерта под ан-
тикоммунистические выкрики ее забросали камнями и
пустыми бутылками, повредив ногу. Худенькие плечи
балерины вздрагивали—она плакала и растерянно
спрашивала: «За что?» В Нью-Йорке в офисе покой-
и .го Сола Юрока—импресарио, организовавшего кон-
церты советских артистов, была подложена бомба, и