будет ни этих восьмисот галерей, ни этих семидесяти
тысяч художников, ни Пикассо, ни шапки Мономаха,
так может случиться, что все накопления культуры
за столькие века исчезнут и не будет никого и ни-
чего...
Но, прежде чем рассказать о самом форуме, все-
10 лишь один эпизод, происшедший на моих глазах
во время перерыва между заседаниями, недалеко от
вдания ЮНЕСКО.
2
Седобородый человек с избыточным телом, никак
не поддающимся попытке застегнуть пиджак хотя бы
на одну пуговицу, еле втиснулся в битком набитое
кафе. У этого человека было знаменитое лицо, судя
но радостным, хотя и тактичным улыбкам уз-
навания, благодаря которым как бы само собой ос-
вободи.юп, место на липком ложнокожаном диване
в углу, куда и сел вошедший. Известность собствен-
ного лица его явно не интересовала. Он заказал ва-
лсисианекую «паеллу», бутылку минеральной воды
«перрье» и, вытащив из разбухших карманов испи-
санные по-английски листочки, стал трудиться над
ними, сжимая в толстых рыжеволосых пальцах по-
луторафранковую пластмассовую авторучку. Его го-
лубые глаза не по возрасту блестели. Но это был не
блеск молодой, неожиданно возродившейся беспеч-
ности, а тревожный блеск озабоченности важным де-
лом. Если бы кто-нибудь заглянул в эти листочки,
то увидел бы в них, скажем, следующее: «Предрас-
судки могут долго жить среди взрослых, но среди де-
тей они еще, к счастью, не существуют. Безусловно,
у нас огромная задача — спасти детей. Если каж-
дый год, начиная с нынешнего, не будет Годом ребен-
ка, то первый Год ребенка явится лишь бессмыслен-
ным жестом, оскорблением, пощечиной по лицу на-
нки меры в возможность выжить».
Седобородый человек тяжело вздохнул, перечи-
тан »ту фразу, подумал и дописал, по-школьному
морща профессорский лоб: «Позвольте мне вспом-
нить реакцию одного американского бизнесмена, ко-
торый сказал мне: «Когда генерал говорит, что у нас
есть способность разрушить мир десять раз, в то вре-
мя как, по его оценке, русские могут разрушить мир
только шесть или семь раз, и когда это воспринима-
ют как преимущество, то, как бизнесмен, я могу ска-
зать, что это — сумасшествие...»
Седобородый человек хотел продолжить фразу,
но не тут-то было. Известность его все-таки подве-
ла, хотя обычно парижан не удивит и Симона Синь-
оре, наворачивающая на вилку спагетти, и даже
Жискар д'Эстен, садясь за руль своего автомобиля
и направляясь в ресторан, может быть относитель-
но спокоен, что в священный час поглощения устриц
и запивания их ледяным «шабли» ему никто не по-
пытается всучить петицию, клеймящую повышение
налогов. Но и в Париже, как и везде, все-таки есть
люди, у которых известность чьего-то лица пробуж-
дает скользкий комплекс приставания. Двое подо-
шли к столу седобородого человека, сияя от бессмыс-
ленного восторга и, так сказать, причастности.
— Я вас узнал, вы — Питер Устинов! Мы — ва-
ши поклонники! — заорал один из них. — Вы же ги-
гант! — и полез обниматься, погружая галстук в толь-
ко что принесенную, дымящуюся «паеллу». Второй
ринулся к официанту и приволок его вместе с под-
носом, где причудливо выстроились бутылка конья-
ка «Наполеон», белое и красное вино, несколько же-
стяных банок с пивом. Агрессивность гостеприимства
была устрашающей.
— Простите, — тихо сказал знаменитый драма-
тург и актер, родившийся в Англии, чья мать из ро-
да Бенуа, а отец — из Саратова, — я не могу сей-
час пить. Через полчаса я буду говорить на форуме
мира в ЮНЕСКО.
— Какой еще к черту форум мира, когда тут та-
кой выпивон! — гордо показал на поднос один из
поклонников. — Брось ты ломаться, Питер. Ты, ко-
нечно, гигант, но нельзя же отрываться от простого
народа...
— Простите, а вы кем работаете? Что-то вы не
похожи на слесаря или крестьянина, — спросил Ус-
тинов, пряча листочки в карман и пытаясь встать,
насильно усаживаемый явно наглеющими руками.
— Мы оба дипломаты. Работаем, кстати, в
ЮНЕСКО, но по сравнению с вами, как вы, навер-
ное, думаете, мы ничто, — переходя от подхалимст-
ва к хамству, сказал один из поклонников, и зрач-
ки его сузились от пьяной злобы.