«паблисити» золотых часов «Ролекс», когда их ре-
кламируют не какие-нибудь кинокомики второго сор-
та, а известные писатели и крупнейшие музыканты.
КОЯФЯНО, имя Данте можно зарифмовать с именем
Итальянского игристого вина «Асти Спуманте». Но мо-
жем ли мы представить великого поэта на коммер-
ческой рекламе этого вина, а Чайковского на рекла-
ме с бутылкой водки? «Неприлично, господа!» — как
выразились бы об этом чеховские интеллигенты, за-
стенчиво, но взволнованно поправляя свое пенсне. Как
можно, разменивая колокольный звон на звон монет,
рекламировать какие-то часы «Ролекс» в то время,
когда часы истории отбивают свои тревожные удары?
Я говорю об этом не из паникерства. Но мораль-
ная безответственность перед лицом истории не ме-
нее разлагает, чем паника. Зачем колоколам лили-
путизироваться до сережек, побренькивающих в ушах
всемирной пошлости? Те, кто капитулирует перед
агрессией всемирной пошлости, могут так же капи-
тулировать и перед агрессией всемирной войны.
Сейчас есть целое кинонаправление — своего рода
«ужасология». Это — то женщины-вампиры, свои-
ми очаровательными зубами прокусывающие шеи
возлюбленных, то дети, внутрь которых вселился
антихрист, то зловещие чудовища из других галактик.
Однако вся эта придуманная ужасология есть тру-
сость, попытка заменить ею реальную угрозу исчез-
новения всего человечества.
Проклятие нашего века — ужас концентрационных
лагерей, где были уничтожены миллионы людей. Но
этот ужас бледнеет перед потенциальным ужасом того,
когда всю нашу планету, как несчастную затравлен-
ную фашистами женщину вместе со всеми ее детьми,
могут сжечь в общей атомной освенцимской печи.
Сейчас людей, которые открыто называются фа-
шистами, — лишь вроде бы незначительные группы.
Даже итальянский кинорежиссер Скуттиери, поста-
вивший откровенную сентиментальную героизацию
фашизма — фильм «Кларетта», где самыми несча-
стными, глубоко обиженными жертвами выглядят
Муссолини и его. любовница, от фашизма открещи-
вается, делает заявление, что он убежденный анти-
фашист. Но дело не в том, как люди себя называют,
а что они на самом деле. Послушать Пиночета, так
это же спаситель демократии, голубь мира! Фашизм
может и не носить свастику на рукаве и зазубривать
со школы совсем другие книги, а не «Майн камиф».
Фашизм — это не столько декларированная идео-
логия, сколько поведение — социальное и даже лич-
ностное. Государственный фашизм — это милита-
ристско-бюрократический концентрат самых низких
инстинктов: инстинкта подавлять другие индивиду-
альности во имя торжества собственной безликости,
инстинкта собственного выживания при помощи фи-
зического уничтожения либо пропагандистского онар-
команивания масс, хватательно-загребательного ин-
стинкта, доходящего от личной корысти до государ-
ственной агрессии. Инквизиция — мать фашизма.
Не случайно преследование кинематографистов в
Голливуде во времена маккартизма американцы сами
назвали средневековым именем «охота на ведьм»,
когда одной из ведьм была объявлена великая амери-
канка Лиллиан Хелман. Но потенциальная атомная
война еще более античеловечна, чем фашизм, ибо фа-
шизм старался культивировать хотя бы одну расу,
а эта война грозит уничтожить все расы. Эта война
уже в своем зародыше — суперфашистка. Эта война
уже в своем зародыше — антивсенародна. Борьба про-
тив этой войны не есть политика, а общее всеспасение.
...Я был в Канаде на маленьком пароходике, со-
вершавшем экскурсию около Ниагарского водопада.
Гордый оптимистический голос гида произнес: «Ниа-
гарская гидроэлектростанция — это самая величай-
шая гидроэлектростанция свободного мира». Это был
обыкновенный человек, отнюдь не милитарист, но он
сам не понимал, что из него говорит «массмедия»,
всунувшая внутрь него опасное чувство превосход-
ства одной части населения планеты над другой, а
все агрессии мира начинаются с мельчайших микробов
превосходства. Деление мира на так называемый мир
свободный и несвободный — это дешевая демагогия,
разрушающая взаимодоверие между народами.