сейчас по площади женщин.
— Может быть, немножко еще попозируем? —
вкрадчиво раздалось за спиной президента.
Альенде тяжело вздохнул. Он совсем забыл, что
в его кабинете европейский художник. Он был именно
европейский, потому что никто точно не знал, какой
он национальности, и, по слухам, у него было не-
сколько паспортов. Доподлинно было известно только
то, что его счет был в банке княжества Лихтенштейн.
После месячного преследования президента через
всякие комитеты, искусного попадания ему на глаза
во время официальных визитов, бомбардировки ката-
логами своих выставок и письмами, в которых гово-
рилось, что только ради портрета он и приехал в
Чили, художник все-таки прорвался к нему с хол-
стом и палитрой «только на часок». «Вы работайте,
работайте, — разрешил художник. — Меня можете
даже не замечать».
Но президент его все-таки заметил, разглядел.
Президенту очень не понравилось то, как художник
с бесцеремонностью обнаглевшего камердинера заста-
вил его вместо обычной фланелевой клетчатой курт-
ки надеть фрак да еще напялить президентскую лен-
ту. Не понравилось ему и то, как был одет сам худож-
ник: башмаки на слишком высоких, почти женских,
каблуках — пародия на греческие котурны, и ком-
мивояжерский тергалевый костюмчик с блудливой
искоркой. Не понравилось ему и лицо художника —
неопределенное, размазанно-скопческое, с деловито
бегающими черными глазками, с недоразвитым ост-
реньким носиком и немужским, срезанным подбород-
ком, который не спасала попытка удлинить его бород-
кой-эспаньолкой. Не понравилась президенту манера
художника театрально отбегать после очередных маз-
ков и заодно выпрашивательно восхищаться патагон-
ской народной вышивкой, висевшей на стене каби-
нета.
— Возьмите ее себе, — утомленно прикрыв глаза,
сказал Альенде.
Художник, рассыпаясь в благодарностях, привыч-
ными пальцами, как фокусник, сдернул вышивку со
стены и скатал ее в трубку.
— Еще несколько мазочков, и все... Ну, вот и
готово. Я понимаю, как вы заняты, и поэтому нари-
совал портрет всего за... — Художник поднял белую
манжету с безвкусной золотой запонкой, изображав-
шей какого-то восточного дракона, и взглянул на
свой «Роллекс». — Джину Лоллобриджиду я нарисо-
вал за пятьдесят две минуты, а вас всего за сорок
четыре. Хотите взглянуть?
Альенде первым делом стянул сдавившую его пре-
зидентскую ленту, фрак, надел фланелевую куртку и
подошел к портрету, которым художник, как зеркалом,
искусно ловил наиболее выгодное освещение. На порт-
рете был совсем чужой Президенту человек, самодо-
вольно глядевший в так называемые вдохновляющие
дали. Голубизна президентской ленты ловконько пе-
рекликалась с безоблачным лазурным небом над
головой. З.а плечами с театральным величием синели
горы, должные изображать Кордильеры. Художник
то так, то этак поворачивал портрет, что-то заиски-
вающе болтал, и был миг, когда августовское солнце
сильным лучом плеснуло сквозь прикрытые шторы
на холст, смыв портрет своим сиянием.
Альенде сразу стало легче, когда его фальшивый
двойник исчез, но руки фокусника вертанули портрет,
обманув солнце, и помпезная, неприятная президенту
фигура его двойника фатально воскресла на холсте.
Альенде тоскливо подумал: а вдруг этот иллюзионист
никогда не уйдет из его кабинета и будет малевать
каждый день фальшивых двойников президента, не
давая настоящему президенту работать?
— Фон я еще проработаю, — бодро сказал худож-
ник. — Но вас, мне кажется, я схватил...
У Альенде чуть не вырвалось ироническое: «За
глотку...», но он вовремя сдержался и, пытаясь сде-
лать все, чтобы художник испарился, сгинул, пробор-
мотал:
— Весьма благодарен. Польщен.
На что немедля получил до отвращения липкое!
— Нет, это я вам благодарен.
Альенде в тихом отчаянии предложил:
— Может быть, вам еще что-нибудь нравится
в моем кабинете? Скажем, вот это? — Он поспешно
снял со стола маленький мраморный бюст Сократа,
придавливающий информацию с грифом «Секретно»,—
кажется, этот великий грек был единственным, что
осталось в кабинете от предыдущего президента, —