и протянул художнику.
Художник торопливо, как будто боясь, что у него
отнимут подарок, сунул Сократа в карман, так что
оттуда торчали лишь мраморные кудри философа,
одной рукой заграбастал патагонскую вышивку, дру-
гой снял портрет с мольберта.
— Я никому не доверяю держать свежие полотна.
Однажды мне чуть не смазали шведского короля, —
и, непрерывно прощаясь, удалился задом, открыв
дверь с помощью своего женского каблука. Голова,
застрявшая в щели двери, извинительно попросила:
— Можно, чтобы кто-нибудь помог с мольбертом
и красками?
— Конечно, конечно... — уже заметно нервничая,
заверил Альенде и учтиво, но твердо закрыл дверь,
едва не прищемив голову гостя.
Затем он сел за стол, нажал на кнопку. Вошел
помощник — милый, скромный человек без особых
примет, за исключением пиджака, отдувавшегося под
мышками от двух револьверов.
Альенде показал ему на остатки творчества евро-
пейского иллюзиониста:
— Уберите это... Если можно, то скорей... —
И, заметив недвусмысленно вспухшие подмышки, по-
морщился: — Я же говорил вам, чтобы вы прекратили
эту игру в бдительность. Вы похожи на голливудского
детектива.
Помощник, не моргнув, вынес это обидное замеча-
ние, убрал мольберт и краски и возник снова, не из-
менив содержания подмышек.
— Вас ждет американский корреспондент.
— К черту художников и корреспондентов,— про-
рычал президент, что с ним случалось крайне редко.
— Но вы же сами назначили ему это время,—
мягко напомнил помощник. — Интервью подписное,
так что искажения отпадают.
— Но не отпадают комментарии. Даже хорошее
мясо можно подать под вонючим соусом,— ворчал
Альенде.— Ладно, просите.
Американский корреспондент оказался молодым
крупным парнем в твидовом пиджаке с кожаными
налокотниками. После женских каблуков художни-
ка Альенде понравились пыльные альпинистские бо-
тинки американца.
Корреспондент заметил, что президент не в духе,
и, не теряя времени, поставил на край стола порта-
тивный магнитофон, раскрыв блокнот с приготовлен-
ными вопросами.
— Как вы относитесь к известному афоризму:
«Любая власть разлагает. Абсолютная власть раз-
лагает абсолютно»?
— Горькая правда в нем есть,— сказал Альен-
де.— Во всяком случае, опровергающих примеров в
истории немного. Но все-таки они существуют. За ис-
ключением абсолютной власти. Абсолютная власть —
это унизительное недоверие к другим.
— По-вашему, политика — это вечная профес-
сия?— спросил корреспондент.
— Если вечная, это страшновато. Нет ничего не-
естественней такой профессии, как политика. Приро-
да создала людей землепашцами, рыбаками, плотни-
ками, учеными, чтобы они глубже проникали в тай-
ну природы. Даже .поэтами, чтобы они подслушива-
ли и воссоздавали музыку природы. Но вот Пабло
Неруда... Он поэт от бога, а вынужден заниматься
политикой. Почему? Потому что из подлого искусст-
ва разъединения людей политика должна наконец
стать искусством соединения. Только политика в
чистых руках может помочь исчезновению самой не-
обходимости политики-
Альенде подошел к окну, отдернул шторы и, уви-
дев, что демонстрация женщин, колотящих в каст-
рюли, все еще шумит, продолжал:
— Политика — это продолжение человеческих сла-
бостей. Сознательному человеку не надо, чтобы им уп-
равляли. Он никогда не употребит свою свободу про-
тив свободы других. Такие люди есть, но их мало.
А попробуйте дать свободу подлецу — и он немедлен-
но превратит ее в несвободу других, в насилие —
в эксплуатацию. Впрочем, подлецов тоже не так уж
много. Они просто лучше организованы, чем созна-
тельные люди. Основная часть человечества — это
несознательные и полусознательные массы, которые
не всегда понимают, как обращаться со свободой.
Их легко обмануть. А обманутый народ — это уже
не народ.
Корреспондент печально посмотрел на свои воп-
росы в блокноте — он знал, что такое латиноамери-
канские монологи. «Неужели он так действительно
думает, а не играет?» — мелькнуло у корреспонден-
та, и за невозможностью прямо спросить об этом