президента он задал вопрос сам себе: «А что думаю
я?» Но от самого себя ответа не получил.
— Государство — слишком дорогостоящая шту-
ка,— забыв о корреспонденте, лихорадочно говорил
президент.— Сколько денег уходит на президентов,
министров, всякую крупную и мелкую бюрократию,
на армию и полицию!.. Полиция никому не нравится,
но попробуйте представить мир без нее — что будет
твориться! Государство пока еще, к нашему не-
счастью, необходимо... Но смотря какое государство!
Страшно, если государство превращено в сдерживаю-
щее, а не в созидательное начало. Функция сдержи-
вания отупляет людей, оказавшихся у власти даже
с первоначально созидательными целями. Те, кто толь-
ко сдерживает других, а не созидает, начинают не-
умолимо разлагаться. Это разложение и породило при-
веденный вами афоризм. В идеале государство должно
отмереть. Но это случится только тогда, когда созна-
тельность станет всеобщей, когда исчезнет не только
эксплуатация, но даже ее моральная возможность. Что
же может помочь этому? Анархия? Она только напу-
гает обывателя, и на его трясущихся плечах, как на
белом коне, въедет фашизм. Отмиранию государства
может помочь само государство, если оно будет госу-
дарством нового типа — подлинно народным. Когда
такое государство почувствует, что оно более не нуж-
но как средство управления, оно отменит само себя.
Но это — задача даже не завтрашняя, а послезавт-
рашняя. Сегодня нужно убедить людей, разуверив-
шихся в самой идее власти, что власть должна и мо-
жет быть народной! — В стеклах очков президента
полыхнул отблеск заката, пробившегося сквозь шторы.
Корреспондент глядел на Альенде с жалостью и
завистью: «Нет, он, кажется, искренне верит в то,
что говорит. В таком случае—он последний из мо-
гикан среди политиков... А может быть, первый из
будущих могикан? Хлесткое название для статьи...
Неужели Альенде не понимает, что он обречен?»
Только вчера соотечественник корреспондента, из-
рядно накачавшийся босс из ИТТ — интернациональ-
ной телефонной компании, шепнул ему в баре, вы-
лавливая пальцами лед из виски и швыряя его себе
в бездонную, но уже отказывающуюся от спиртного
глотку: «Спеши брать интервью у президента... Мо-
жет, тебе повезет — и оно окажется последним.
С руками оторвут... И ты знаешь, кто против него?
Пиночет. Этот змея-тихоня... Но он жалит насмерть.
Сволочь, конечно, а где взять порядочных? Но об
этом — тс-с!»
И вдруг корреспондент почувствовал себя подле-
цом, глядя на президента. Корреспондент нарушал
журналистский закон, преподанный ему шефом ино-
странного отдела: «Не будьте ни на чьей стороне —
только на Стороне сенсаций. Помните: лучшие ново-
сти— это плохие новости».
Корреспонденту нравилось то, что говорил Альен-
де. Не должно было нравиться, но нравилось. Кор-
респонденту не хотелось, чтобы такой человек был
обречен. «Что, если ему сказать о моем разговоре с
боссом ИТТ? Назвать имя Пиночет, но здесь, в пре-
зидентском кабинете, наверное, полный «баггинг»1.
Если пришили даже генерала Шнейдера, почему не
устроить автомобильную катастрофу американскому
журналисту? Будет даже выгодно. Завопят о «крас-
ном терроре»... Я, кажется, становлюсь трусом. Не-
ужели меня тоже купили? Не прямой взяткой, а
положением, журналистским именем, так называемы-
ми перспективами? Неужели я еще недавно в Кент-
ском университете шел на антивоенную демонстра-
цию рядом с Аллисон Краузе? Ее кровь тогда брыз-
1 Подслушивание (англ.).
пула на рукав моей джинсовки... Я написал мой пер-
вый репортаж — прославился на этой крови, а те-
перь боюсь предупредить хорошего человека, кто его
будущий убийца?»
Когда корреспондент вышел, президент заметил
оставленный им на краю стола блокнотный листок.
На листке печатными буквами было написано одно
слово: «Пиночет». Президент скрутил бумажку, под-
жег ее и бросил в медную пепельницу, подаренную
ему шахтерами Антофагасты. «По-видимому, прово-
кация...— подумал Альенде, следя, как догорают эти
буквы — черные на золотом.— Левые тоже меня про-
воцируют, чтобы я начал аресты среди генералов. Хо-
тят поссорить меня с армией, поднять ее против на-