И это было так: медбрат, удачно оказавшийся очень ненаблюдательным, оставил дверь незапертой, ненадолго отлучившись из палаты. Коридоры в этот поздний час были совершенно пусты, и Корбиньи уже начала верить в возможность побега.
Но теперь все оказалось тщетным: ее надежды разбились об эту злобную нож-бабу. Корбиньи склонила голову, ощущая усталость, въевшуюся в кости, и начинающуюся в глубине мышц дрожь: ощущения, которые появляются, когда ресурс сил исчерпан.
— Я вернусь к себе в комнату, — негромко сказала она, — и попрошу санитара привести меня завтра.
— Я сама отведу вас в палату! — рявкнула санитарка, и Корбиньи мысленно прокляла генный ресурс, породивший это создание. — Какой у нее номер?
Корбиньи вздохнула.
— Четырнадцать восемьдесят шесть.
Даже крушение надежд почти окупилось тем выражением, которое она увидела на лице крошечной санитарки.
— Четырнадцать? — взвизгнула она.
— Совершенно верно, — серьезно подтвердила Корбиньи. — Четырнадцать.
— Но это же девятый этаж! — На секунду острые черты лица смазались недоумением, тут же сменившимся решительностью. — Как вас зовут?
— Корбиньи Фазтерот.
Санитарка нажала кнопку на поясном устройстве, быстро запросила подтверждение номера палаты Корбиньи Фазтерот и мрачно нахмурила брови, когда механический голос сказал ей: «Четырнадцать восемьдесят шесть».
— Пациентка обнаружена одна на девятом этаже, — прорычала она. — Пришлите коляску и сопровождение.
— Право, — неискренне запротестовала Корбиньи, — я могу пройти в палату сама. Это же пара шагов!
— Молчать! — крикнула санитарка, потеряв остатки терпения.
Корбиньи замолчала, и они ждали, безмолвно сверля друг друга гневными взглядами, пока не прибыла коляска.
Когда они ушли, она встала и вышла в переднюю в одной ночной рубашке. Дверь они наверняка заперли, но Корбиньи все же проверила. Потом прошла по комнате, включая лампы.
После этого она села перед зеркалом и начала расплетать косу, поглядывая на свое отражение. Лицо женщины в стекле обладало для нее некой притягательностью, хотя она уже давно перестала искать сходства с Корбиньи Фазтерот в высоких скулах, гладкой коже и черных-пречерных глазах.
Что-то постороннее блеснуло в зеркале. Она глянула прямо и увидела повисшего на стекле паука.
Это был не обычный паук из тех, какие встречаются даже в самых чистых домах планетников. Этот оказался довольно крупным — примерно с ее новый кулак, — а в его желтых глазах светились дружелюбие и любопытство.
Корбиньи коротко вздохнула — даже не вздох, а сухой всхлип, застрявший в сведенном судорогой горле. Второй вздох оказался более удачным, и она очень тихо спросила:
— Анджелалти?
Ответа не последовало, только паук немного передвинулся и стал спускаться по зеркалу, оставляя за собой нить тонкого черного шелка.
Корбиньи вздохнула и взяла гребень, сурово приказав дрожащим пальцам подчиняться ее воле и выполнять свои функции, несмотря на какую-то там усталость. Расчесывая неумеренно по-планетному длинные волосы, она снова подняла взгляд и увидела, что паучок отплясывает на гладком стекле, вырисовывая спирали, углы и…
«ЛАЛ ШЛЕТ ПРИВЕТЫ, — было написано черным шелком, — И СПРАШИВАЕТ ВСЕ ЛИ В ПОРЯДКЕ».
Она уставилась в зеркало, застыв с поднятым гребнем в руке, а потом, опомнившись, повела его по волосам.
«КОРБИНЬИ, — выплел паучок. — КУЗИНА».
— У меня все в порядке, — прошептала она, не зная, слышит ли он ее, видит ли. — Я упражняюсь, Анджелалти, и набираю силы.
«ВОРНЕТ ЛИШИЛ МЕНЯ ПРАВА ПОСЕЩЕНИЙ, — сказали шелковые буквы. — ТРЕНИРУЙСЯ КОПИ СИЛЫ БУДЬ ПОСЛУШНА Я ЗА ТОБОЙ ПРИДУ».
— Саксони Белаконто говорит, что убьет тебя, кузен. Паучок сделал поворот, опустился ниже и написал: «МОЖЕТ ПОПРОБОВАТЬ».
Корбиньи ухмыльнулась, и женщина в зеркале на секунду хищно ощерилась, но тут же снова стала серьезной и спросила паука:
— Когда ты придешь?
«ДВА ДНЯ, — выплел паучок, а потом, гораздо медленнее: — ВЕРЬ МНЕ».
— Я тебе верю, — прошептала она и вдруг закрыла глаза. Страх и одиночество помогли ей мысленно его увидеть: молодого, красивого и ловкого, с волосами планетника и лицом Члена Экипажа. Она судорожно сглотнула слюну и понадеялась, что он ее не видит и не стыдится слабости ее слез.
— Я тебе верю, — снова прошептала она и открыла глаза.
Паучок передвинулся еще ниже по зеркалу. «ЭТО НОМЕР ПЯТНАДЦАТЫЙ ОН ОСТАНЕТСЯ С ТОБОЙ БУДЬ УМНИЦЕЙ КОПИ СИЛЫ».
— Да.
«МУЖАЙСЯ КОРБИНЬИ».
В шелковых буквах был не упрек, а сострадание, и она почувствовала, что на сердце у нее стало немного легче, что ему все-таки за нее не стыдно.
«Я УХОЖУ».
— Будь очень осторожен, Анджелалти, — тихо попросила она.
Паук повернулся на конце своей страховочной нити, а потом затанцевал обратно вдоль паутинных слов, проглатывая свой шелк, пока на опустевшем стекле не осталось только отражение экзотичной планетницы, терпеливо расчесывающей волосы.
Номер Пятнадцатый спустился на туалетный столик и стал аккуратно пробираться по захламленной столешнице. Корбиньи опустила гребень, чтобы его видеть, и невольно вздрогнула, когда паучьи коготки пробежали по ее руке, зацепились за рукав, откуда проследовали вниз, в кармашек рубашки.
Она сурово заставила себя снова взяться за гребень и закончила убирать волосы на ночь. После этого она встала и методично обошла комнату, выключив все лампы, за исключением одной. Еще раз проверив дверь, она вернулась в спальню и легла.
Закрыв глаза, она попыталась расслабиться, хотя все тело буквально звенело от напряжения, тоски и глубокой усталости, не дававшей покоя измученному уму. Лежа в постели, она старалась добиться должного самообладания — и неожиданный шорох рядом заставил ее открыть глаза.
Совсем близко, в полосе света из прихожей, с отвагой, горящей в желтых глазах, у нее на подушке стоял смельчак Номер Пятнадцатый, охраняя ее отдых.
Улыбнувшись, Корбиньи закрыла глаза. И вскоре уже спала.
Глава двадцать третья
Объекта не оказалось у него дома. Не оказалось ни на складе в порту, ни в фешенебельном офисе в Верхнем городе.
Трезубца не было у любовницы Менлина в роскошной квартире с видом на реку. Его не оказалось ни в одной конторе восьми предприятий, где у Менлина была доля.
Лал заказал себе чашку крепкого чая и уставился в окно кафе, в девятисотый раз за эти шесть дней гадая, где, во имя всех демонов, мог Джардж Менлин хранить Трезубец Биндальчи.
Шесть дней уже прошло! К Первой Заре завтрашнего дня он должен обнаружить этот предмет, украсть его и благополучно доставить Саксони Белаконто. Он не рассчитывал, что после этого его мирно отпустят с Корбиньи, однако нельзя было строить дальнейшие планы, не заполучив Трезубец.
А если Трезубец заполучить не удастся? Он покачал головой и сделал глоток горячего напитка. Он не сомневался, что мог бы похитить Корбиньи из Синего Дома, и почти не сомневался, что Линзер Скотт будет держать «Дротик» в готовности, после того как получит послание, оставленное ему в порту.
Но Саксони Белаконто будет преследовать их до последнего своего вздоха, и месть ее будет страшна: пусть все видят, что случается с теми, кто смеет идти против Ворнета.
Из делового здания напротив кафе вышел мясистый лысеющий мужчина в чересчур модном для него костюме. Лал отставил чашку и выскользнул из кафе, чтобы последовать за Джарджем Менлином, куда бы тот ни пошел.
Он расхаживал по всему Верхнему городу: зашел во все восемь предприятий, совладельцем которых являлся, ненадолго заглянул к Ильяму, немного дольше пробыл в Ювелирной лавке Корсона и на секунду заскочил в «Цветочную корзину». Лал нетерпеливо переминался с ноги на ногу, вспоминая о легендарной вспыльчивости его любовницы и ее страсти к некоему экзотическому цветку, и мысленно проклиная Джарджа Менлина, пятерых Телио Биндальчи и Ворнета, группируя их в произвольном порядке.