Однако он заговорил — негромко, и взгляд его был в меру нормальным — для Члена-Экипажа.
— Капитан? Лал кивнул.
— Он самый. А ты? Ты — из машинного отделения? Он уже знал, что машинисты часто были такими загорелыми — эти проклятые рассыпающиеся экраны…
— Нет, сударь, из Атриума, — ответил мужчина, не обиженный тем, что его не признали. — Я — Финчет. Садовник.
— А! — Лал снова кивнул и опустился обратно в кресло, держа Трезубец под рукой. — Финчет Садовник. Входи, будь добр. Ни к чему устраивать сквозняк.
Эта фраза была одним из присловий Эдрета и здесь не имела смысла. Но твердые губы Финчета чуть изогнулись, и он шагнул вперед. Дверь у него за спиной встала на место.
Он стоял „вольно“, сцепив руки за спиной, расставив ноги. Лал не прерывал молчания, пока не решил, что у Финчета было достаточно времени осмотреться, и только тогда сказал:
— Так я могу быть тебе чем-нибудь полезен? Мужчина обдумал этот вопрос, чуть склонив голову набок.
— Может, и так, — признал он спустя какое-то время. — Я слышал от навигаторов, что ты проложил нам курс. Звездный ветер донес слух, что у тебя есть мысль нас посадить.
— Звездный ветер, значит? — Лал серьезно смотрел на садовника. — И ты пришел сообщить мне об этом слухе?
— Ничего подобного, — возразил Финчет. — Подумал, что ты поступишь со слухами так, как положено — не обратишь внимания и с курса не сойдешь. Так твоя матушка делала. И дядя тоже. Уж ты-то это знаешь.
— Знаю, — подтвердил Лал. — Тогда зачем ты пришел? Финчет кивнул на Свидетеля, который тихо сидел в тени.
— Этот вот говорил, что сад умирает. Он от тебя не отходит, так что пришлось мне идти из зелени к жести, терпеть ее не могу. Но он говорит, сад умирает, а я Садовник. У меня долг. Я читал Книгу. И пока я жив, Сад у меня не умрет, с позволения Капитана. Ну так ежели кто увидел смерть в этой зелени, когда я ее не вижу, хотя с пеленок живу под листвой… так пусть подскажет, как спасать. Или хоть скажет, что не так.
Было видно, что это — самая длинная речь, которую Финчет произнес за достаточно большой срок. Он чуть пошевелился, переступил с ноги на ногу и глубоко вздохнул.
— Ну… — начал было Лал, но не успел закончить.
— Вы теряли культуры, — произнес Свидетель своим бесцветным, но звучным голосом. — Целые виды вымерли за годы и годы ваших странствий. Это записано в вахтенных журналах. Многие стали бесплодны. Многие изменились по сравнению с прежними. Это тоже записано. Причина же тому…
Он замолчал, глядя в никуда, как это часто делал, и даже у Лала, который к этому уже привык, нервы натянулись до звона.
Но Финчет явно был готов ждать столько, сколько понадобится Свидетелю для того, чтобы увидеть ответ и вернуться с ним.
Но Свидетель вернулся не с ответом, а с вопросом.
— Ты читал старые вахтенные журналы?
— Я? — Финчет был искренне изумлен. — Да улыбнутся тебе звезды, парень, я же не админ! У меня есть Книга и записи тех, кто был до меня. В твоих словах есть правда — разнообразие мы потеряли. Но потеря была намеренной, а если нет — то предусмотренной. В Книге это ясно сказано. В старых записях отслеживается, что умерло. Если в этом дело, то ничего страшного, но ты сказал, что Сад умирает. Умирает прямо сейчас, а это — моя забота, потому что я Садовник и мне положено следить, чтобы зелень была зеленой.
— Радостное бремя, — серьезно отозвался Свидетель. — Но у тебя информация без перспективы: событие посеяло в тебе ложное спокойствие. Тебе кажется, что ничто не изменится — потому что ничто не менялось. Это — капкан. Сад умирает потому, что не процветает. И будет умирать, пока событие не будет изменено.
Финчет нахмурился, и воцарилось молчание, пока он пытался понять услышанное. Лал сочувствовал ему, но время уходило. Корбиньи будет…
— Я не сомневаюсь, что ты смотришь вглубь, друг. Но я не админ и не техник. Просто Садовник. Ты не мог бы на время оставить Капитана и пройтись со мной по зелени? Покажи мне, что не так. Я так лучше всего понял бы.
Свидетель молчал с непреклонностью, которую Лал уже научился узнавать. Он пошевелился, встал. Финчет повернулся к нему — и на его лице отразилось беспокойство.
— Я не хотел никого оскорбить, Капитан. Я просто пытаюсь…
— …выполнить свой долг, — предупредительно договорил за него Лал. — Как и все мы. Капитанская каюта выходит на Атриум. Вы вдвоем могли бы осмотреть сад с балкона?
— Готов, если он согласен, — ответил Финчет, не колеблясь.
Свидетель кивнул и встал.
— Я сделаю, что смогу, Садовник. Анджелалти…
— Да. — Лал устремил на садовника суровый взгляд. — Моя каюта, а также вещи и люди, которые ты в ней увидишь, находятся там в соответствии с моими желанием и волей. Я не потерплю никакого вмешательства. Понятно?
Финчет кивнул без всякого удивления:
— Понятно.
— Хорошо, — сказал Лал. — Идем.
Экранированная линия связи с рубкой внушала подозрения, а вызвать Лала надо было так, чтобы никто не узнал. Чем реже будет Экипаж вспоминать о ее существовании, тем дольше она проживет.
Не то чтобы она рассчитывала дожить до прилета в систему Спангилна, а тем более до посадки, которую Анджелалти планировал совершить на Биндале. Однако она была намерена прожить как можно дольше, а лишнее напоминание о себе осуществлению этой цели не способствовало бы.
Она решила, что разумнее всего отправить одного из завершенных Арахнидов, заодно напомнив Анджелалти о времени и убедившись в его безопасности.
Ибо неоднократно возвращалась к ней мрачная мысль: Капитан среди своего экипажа в опасности. Немало есть таких, кто убил бы его, не задумываясь — и Мейл Фазтерот тоже, если та попытается его защитить.
Тяготясь своим бессилием, она вывела на экран схему, нашла Арахнида, который был ближе всего к центру Корабля, и приказала ему немедленно отправиться в рубку. Арахнид попятился к нужному вентиляционному ходу, повернул и прибавил скорость, отправив Корбиньи ориентировочный срок своего прибытия — шесть минут. Она скрипнула зубами и собрала остатки терпения, готовясь ждать.
Арахниду оставалось четыре минуты до цели, когда сигнал на двери каюты издал три мелодичные ноты. Корбиньи стремительно вскочила — и, пока дверь открывалась, преодолела половину расстояния до нее.
Анджелалти шел первым, а Свидетель замыкал шествие. При виде человека в середине Корбиньи оцепенела.
Он повернул голову, словно ощутив ее взгляд, и приостановился сразу за порогом, устремив на нее окруженные морщинами глаза. Она выдержала этот взгляд с равнодушным лицом, не сутулясь, но сердце у нее колотилось в ожидании его реакции, которая причинит ей даже больше боли, чем материнская…
Финчет кивнул и отсалютовал мозолистой рукой.
— Привет, Корбиньи. Я слышал. Не повезло. Облегчение чуть не подкосило ей колени. Однако она успела с собой справиться и подняла руку в ответном приветствии.
— Привет, дядя. Долг исполнен.
— Что есть, то есть, — ответил он. — Пришел смотреть деревья. Послушать, не скажет ли мне этот парень, что именно умирает и что можно сделать. — Он кивком указал на Свидетеля, полуобернулся и снова посмотрел на нее. — Поглядывай вокруг себя. Если что, иди к деревьям. Опять подступили слезы.
— Спасибо, дядя, — прошептала она.
— Не за что, — ответил он в своей обычной манере и бросил озорной взгляд туда, где стоял Анджелалти, бдительно держа Трезубец. — Не то чтобы я думал, будто сын Марджелы Кристефион не мог тебя защитить.
— Высокая похвала, — пробормотал Анджелалти, и Финчет адресовал ему одну из своих редких улыбок.
— Всего лишь правдивая.