Даже не касаясь пальцем моего клитора, он продолжает доводить меня до крайности.
В конце концов, мое зрение приходит в норму, а дыхание замедляется.
Судороги исчезли.
Ривер покусывает мою шею. — Срань господня, — выдыхает он. — Нам нужно чаще гулять.
— Мммм, — бормочу я.
Я в беспорядке, но не могу заставить себя привести все в порядок. Волна усталости накрывает меня, и мои глаза закрываются, когда я чувствую, как сдвигается кровать. Я открываю их, когда Ривер снимает с меня одеяло и осторожно стягивает с меня штаны.
— Ты не обязан это делать, — бормочу я, когда он подносит мочалку к моей чувствительной сердцевине.
— Боготворить тебя — это моя особенность, — говорит он, забавляясь. — И не очень-то приятно испытывать стыд, детка.
Я хихикаю.
Но прежде чем я успеваю придумать что-нибудь умное, чтобы сказать, я засыпаю, пока Ривер очищает меня.
28
СКАЙЛАР
Тэмми не разрешает мне возвращаться в кафе еще неделю, несмотря на мои протесты.
Мне все равно, что написано в записке моего врача, но, по-видимому, всем остальным все равно.
Я готова вернуться назад.
После очередного осмотра и еще нескольких анализов крови я официально могу вернуться в свое любимое место.
Винсент, Ривер и Лэндон по очереди проводят ночь в моем доме. Ривер и Лэндон присоединяются ко мне в моем гнездышке, но Винсент остается на диване в те две ночи, когда навещает меня.
С момента нашего разговора в кафе мы почти не разговаривали. Я все еще чувствую, что он следит за каждым моим движением, оценивая меня, но теперь он как будто стесняется.
Я знаю, что не должна злиться на него. Он хочет защитить меня. Но мое чувство беспомощности и вины не проходит только потому, что он использует логические аргументы.
К черту логику. Я бы рискнула всем, чтобы найти Эйприл.
Я была серьезна, когда предлагала использовать меня в качестве приманки, как бы нелепо это ни звучало.
Я бы сделала это не задумываясь.
Вместо этого я вынуждена готовить макароны на своей кухне, экспериментируя с новыми вкусами.
Лэндон — тот, кто отвозит меня на работу в мой первый день после возвращения, настороженно наблюдая за тем, как я балансирую на коленях контейнерами с макаронами.
— Я чувствую твое беспокойство, — говорю я ему. — Но со мной все будет в порядке.
Он морщит нос, на котором все еще виднеется пятно муки с того момента, как он поцеловал меня до потери сознания, когда я заканчивала готовить порции сегодня утром. — Я знаю это, — говорит он ровно, хотя костяшки его пальцев белеют от того, что он сжимает руль. — Я знаю, — тихо повторяет он.
Когда он открывает передо мной пассажирскую дверцу и ведет в кафе, на его лице все еще читается беспокойство.
— Предполагается, что ты самый разумный, — говорю я ему игриво. — Самый умный детектив, которого я знаю.
В уголках его глаз появляются морщинки, и он слегка улыбается мне. — Не тешьте мое эго, мисс Блум. Иначе я никогда не отпущу вас на работу.
Несколько наших постоянных покупателей здороваются со мной, когда я ставлю макароны за прилавок, оставляя Лэндона ждать у входа. Он стоит в дверях, его губы изогнуты, когда он наблюдает, как я приветствую посетителей и заключаю Девин в объятия.
— Можешь отнести это в подсобку? — Спрашиваю я ее, указывая на печенье. — Я собираюсь попрощаться с Лэндоном.
Она приподнимает бровь и ухмыляется.
— Нет, — начинаю я, но она только поводит бровями.
— Что? Иди попрощайся со своим парнем, — невинно говорит она, ее глаза широко открыты. Но в них есть огонек, и она бросает на меня понимающий взгляд.
Я фыркаю и выхожу за дверь, Лэндон следует за мной. Когда мы оказываемся сбоку от здания, он обхватывает мое лицо руками и улыбается.
— Хорошего первого дня возвращения, любовь моя, — выдыхает он, целуя меня в лоб. — Будь в безопасности.
Мое сердце бешено колотится в груди. — Я сделаю это, — шепчу я, и у меня кружится голова от услышанного ласкательного имени.
— Поблизости патрульная машина, — говорит он. — Если ты что-нибудь увидишь, если тебе что-нибудь вообще понадобится…
— Я справлюсь, — говорю я, обнимая его за шею. — Со мной все будет в порядке.
Он сжимает губы в тонкую линию. — Я знаю, что это звучит как паранойя, — говорит он. — Но ты для меня самое дорогое, что есть в мире. Так что это… сложно.
Я встаю на цыпочки и целую его, вдыхая его землистый аромат. Когда я отстраняюсь, его темно-карие глаза полны удивления. — Я люблю тебя, — бормочет он, его глаза ищут мои. — Я должен был сказать тебе раньше. С первой недели нашего знакомства. С того момента, как ты вошла в мой офис с печеньем.
Лэндон любит меня.
Меня любят.
Я улыбаюсь так широко, что у меня болит лицо, и целую его снова, крепко. — Я тоже тебя люблю, — говорю я, улыбаясь ему в губы.
Сначала я думаю, что сплю.
Самый милый, добрый Альфа, которого я когда-либо встречала, любит меня.
Моя внутренняя Омега поет, и я близка к слезам, когда Лэндон улыбается мне в ответ.
— Хорошо, — мягко говорит он. — Теперь, когда это решено.
Я смеюсь, когда он притягивает меня в свои объятия. — Я рада, — шепчу я, пряча лицо у него на груди. — Но мне действительно нужно идти.
— Заманчиво просто оставить тебя здесь, — вздыхает он. — Но, как ты сказала, я разумный. Полагаю, я должен соответствовать своему имени.
— Мммм.
Он целует меня в щеку. — Давай отведем тебя внутрь, пока ты не опоздала на свою первую смену.
Лэндон бормочет еще одно "Я люблю тебя , прежде чем попрощаться с Девин и со мной.
В ту минуту, когда за мной закрывается дверь, Девин одаривает меня дерьмовой ухмылкой.
— Тише, — предупреждаю я ее, но не могу сдержать улыбку на лице.
— Он сказал, что любит тебя, — говорит она певучим голосом, когда я обращаю свое внимание на контейнеры с макаронами. Я начинаю их распаковывать и усмехаюсь.
— Тебе двенадцать лет? — Я поддразниваю, не в силах говорить так грубо, как мне хочется. — Разве тебе не нужно работать?
— Ей почти двадцать, но она ведет себя как двенадцатилетняя, — говорит Люк, направляясь к кассе.
Девин пожимает плечами. — Я ничего не могу поделать с тем, что взволнована тем, что у моей подруги лучшая история любви всех времен, — говорит она. — И я отказываюсь прекращать говорить об этом.
Вместе с Девин мы приводим в порядок кондитерский прилавок, меняя порядок и добавляя новые вкусы, в том числе ее мятно-шоколадные макароны.
Мой день проходит в организации, общении с клиентами и чтении отчетов о продажах.
Я возвращаюсь к работе, как будто и не выходила из кафе. Разница лишь в том, что на этот раз я упоминаю Эйприл при каждом посетителе.
И поскольку ни для кого не секрет, что со мной случилось, они внимательно слушают.
Каждый человек, покупающий кофе или выпечку, точно знает, кто такая Эйприл и как она выглядит. Они также знают, кому позвонить, если им покажется, что они ее видят.
Я не осознаю, что Тэмми здесь до конца моей смены. Я заканчиваю разговор с постоянной посетительницей об Эйприл, оборачиваюсь и вижу, что она стоит в дверях задней комнаты с остекленевшими глазами.
Я заключаю ее в объятия, и она отвечает мне взаимностью. — Как много ты услышала? — Я спрашиваю ее.
Она шмыгает носом. — Все, — говорит она. — Спасибо, что никогда не разочаровывалась в ней.
Я качаю головой. — Я никогда этого не сделаю. Так же, как ты никогда не отказывалась от меня.
Я также не говорю о том, когда я пропала.
Даже в мои худшие времена Тэмми всегда принимала меня как вторую дочь. Она видела меня в самом низу и в моем лучшем проявлении.
И она осталась.
— Пойдем со мной в подсобку, — говорит она. — Я хочу минутку поболтать.
Я напрягаюсь, в моей голове проносится миллион различных сценариев наихудшего развития событий.