— Роми! — взревел отец. — Живо вниз!
— Пап, я могу все объяснить, — Ромео почувствовал, как у него пересох рот, а кровь запульсировала быстро-быстро.
— Разумеется, и немедленно! — Ромео видел, как зрачок в глазах отца стянулся в точку, а ноздри раздулись так, что были видна внутренняя темная полоска со стороны носовой перегородки. — Быстро вниз!
Конечно, в нижней гостиной сидел отец Лоренцо — непроницаемое бледное лицо, скрытое капюшоном, виден только пухлый рот и округлые складчатые щеки. Какой же он дурак, доверился монаху, решил, что тот, раз уж все время говорит о добре и братстве, считает себя миротворцем, сможем им помочь. А тот как последняя сволочь, пообещал помощь и тут же заложил.
Отец и мать уже сидели в креслах — мать явно расстроенная, но виду не подает. Зато отец злости не скрывает — взял его сумку, посмотрел, вытащил витамины, и запустил сумкой в Ромео — он еле успел ее поймать.
— Далеко собрался? — прошипел отец.
— Пап, я хотел тебе сказать, — Ромео запнулся, но отец не стал ждать.
— Так скажи! — Отец сделал приглашающий жест. — Ты, говорят, решил жениться, сынок?
— Ну, в общем, да, — промычал Ромео.
— Поздравляю! Школу, конечно, ты еще не закончил, но дирекция пойдет навстречу, тем более что брачного возраста ты достиг. Да и Розалинда в этом году заканчивает, так что сразу после выпускного и сделаем свадьбу, — отец довольно потер руки.
— Пап, я женюсь не на Розалинде, — запинаясь, сказал Ромео. Раз отец решил говорить, может, его получится убедить?
— Как не на Розалинде? Вы же помолвлены?
— Пап, я люблю другую, — решился Ромео. — И она меня тоже любит.
— О, с козырей зашел! Так это брак по любви! Похвально, такие браки самые крепкие. А дети от них самые красивые и умные. Кто она?
Может, он и правда не знает, на миг подумал Ромео. Может, гнев отца вызван только тем, что Ромео решил сам выбрать невесту? Может, ему удастся его уговорить: ведь, в конце концов, отец человек образованный, широких взглядов.
— Моя невеста, — заговорил Ромео, — девушка умная, красивая… Ну, она замечательная. Музыку любит. Стихи пишет.
— Прекрасно, прекрасно, — согласно закивал головой отец. — Но из бедной семьи, наверное?
— Нет, пап, семья как раз состоятельная. Отец — известный предприниматель, свое производство, центр разработок, есть даже представительства в других странах.
— О, так мой сын сделал выгодную партию, а я его ругаю. Так кто же она? Если они из нашего круга, я должен их знать?
— Ну, круг не совсем наш, — замялся Ромео.
— Как же так, не наш? — наигранно удивился отец, и Ромео понял, что отец знает все.
— Пап, это Джульетта из дома Капулетти, — отрубил он.
— Кто, ты не расслышала? — отец повернулся к матери, которая сидела с бесстрастным лицом, только по сжатому тонком рту можно догадаться, что она злится. Наверное, отец сначала все ей высказал, понял Ромео, обвинил ее, сказал, что она его распустила, все позволяла ему всегда и потому виновата.
— Это Джульетта из дома Капулетти, — повторил он ровным голосом и взглянул отцу прямо в глаза. — Дочь самого Капулетти и леди Дианы.
— Интересно, — протянул отец. — Где же вы умудрились встретиться?
— Мы в одной школе учимся, пап.
— Вот как? И в школе познакомились?
— Ну, не совсем. Она на два года младше.
— То есть она еще и несовершеннолетняя, — уточнил отец, и Ромео увидел, как мрачная злость колыхалась за его узкими зрачками.
— Пап, мы хотели только обручиться.
Отец мрачно смотрел и ждал ответ.
— Мы думали, что если мы объявим о помолвке, вы не будет против, — пробормотал Ромео.
— Мы против — отрубил отец.
— Вы же ее совсем не знаете, — упавшим голосом сказал Ромео.
— А подробности и не нужны. Мы знаем главное — она кто? Капулетти? Как ты мог? Как тебе вообще могло подобное прийти в голову?
— Папа, но мы же не враги. Мы же соседи. Мы же сотрудничаем с ними, мы ходим на одни вечеринки, мы вместе учимся, мы может быть друзьями…
— Друзьями? Коллегами, соседями! Но не родней, идиот! Эта пропасть непереходима, придурок ты безмозглый! Откуда ты это взял в свою узкую башку, в вашем совместном обучении? Как! Как ты вообще представляешь совместную жизнь с этими… этими… Какими друзьями мы можем быть? Мы… мы только терпим другу друга!
Голос отца гремел, и Ромео понимал — он мог бы выразиться и пожестче, если бы не монах, который сидел в кресле со сложенными руками в узорных перчатках, еле приметно качал головой-капюшоном, и от его качания как будто ползла умиротворяющая тишина, сдерживающая отца.