Заморгал экран — его вызывал Центр. Вот ведь, вздохнул отец Лоренцо, как плохо быть зависимым от чужой технологии — будь мы посильнее, да разве нам были бы нужны все эти наземные виды? Но в местном океане добывать металлы так трудно, а вырастить, как дома, конструкции не получилось. За все эти миллионы лет растения родной планеты так и не прижились, приходилось пользоваться тем, что добывали местные. Главное, надо было потихоньку, мирно вести зверей по пути эволюции, подсказывать технологии, стараться, чтобы они в процессе не перебили самых умных, а то кто же в итоге будет атом расщеплять.
Отец Лоренцо принял вызов. На экране показался отец Бергман, точная копия отца Лоренцо — тучное, отечное лицо, складчатая шея с тяжело дышащими жабрами, круглые глаза. Совсем постарел, подумал отец Лоренцо. Он ведь один остался из тех, кто помнил еще тех, кто родился на родной планете, тех, кто чудом сумел посадить корабль — говорят, планета тогда ходуном ходила, это через несколько миллионов лет материки сформировались и можно было безопасно строить жилища в океане. Так и пройдет вся жизнь на этой убогой планете, вздохнул он, пора уже примириться с этим, и не спешить. Выбрать канал получше, бассейн побольше, и жить спокойно, разбирая и дальше ссоры между людьми и ящерами.
— Что у вас сегодня, брат? — кротко просил отец Бергман.
— Старая история, брат, — ответил отец Лоренцо. — Мальчик из ящеров, девочка из хомо. Влюбились, хотели сбежать.
— Удалось остановить?
— Конечно. Эти механизмы работают безупречно. Нажать на родителей, на чувство гордости, на избранность, на страх перед изоляцией.
— Это хорошо.
— Отец Бергман, — спросил отец Лоренцо. — Все хочу спросить. А чем закончилась та история? Ну, с княжной, которую ящер так и не вернул.
— А, — погрустнел отец Бергман. — да, там тяжелый сюжет. Пришлось генетикам вмешаться.
— Даже генетикам?
— О да. Это тоже была любовная история, но они уже не дети были, через родителей не получилось, а на чужое мнение им было плевать…
— Я ценю ваше доверие, отец Бергман.
— Да ну что вы, дело за давностью закрыто, неужели бы я иначе рассказал. А так да, генетики разбирались с последствиями. Ну посудите сами, зачем нам здесь драконы.
— Да уж, — поежился отец Лоренцо. — Драконы нам тут ни к чему.
Ая Евдокимова. Весеннее волшебство
Девочку звали Вера, у нее были рыжие непослушные вьющиеся волосы и длинные ноги. Она жила в центре города в небольшой угловой квартире с родителями и младшим братом Колей. Брата водила в детский сад, а сама бежала потом в школу. Школа была математическая, Вера любила цифры и легко считала их в уме, сколько бы их ни было. А еще в школе была особая программа, у них были даже в начальной школе уроки по черчению, музыке, логике и спортивной гимнастике. В школе Веру недолюбливали девочки за независимость и не шептались с ней на переменках. Еще они хвастались заграничными платьями или барбями, а у нее не было. Она считала их задавалами и играла с мальчишками. Поэтому ей часто приходилось подшивать на уроках или после то оторванный воротничок, то манжеты на форме. А в звездочке ее были одни мальчишки, всех мастей: белобрысый хулиган Васька у него даже ресницы были белые, курносый Федька, который любил корчить рожи на уроках, маленького роста Слава, драчун и хохмач, темноволосый и голубоглазый отличник Петя. Они любили приходить к ней домой и вместо домашних заданий и прочих октябрятских дел играли с Колей. Она в это время сбегала на улицу и бродила в переулках. Ей очень нравился Петя, но голубоглазый Петя любил только одну математику и играть с ребятами, а на нее не обращал никакого внимания. Вот она и сбегала от неловкости и застенчивости подальше от его глаз.
В одном из двориков-колодцев как-то осенью она увидела в окне первого этажа, как взрослые женщины перед зеркалом в зале танцевали незнакомый танец в длинных юбках, стучали ногами и делали красивые движения руками. Ей так понравилось, что она стала приходить к этим окнам регулярно и подглядывать. Войти внутрь она не решалась, там же все взрослые, а так музыку было слышно и можно было тихонько повторять. Там же под окнами любили полеживать или прогуливаться кошки и коты, они Веру не боялись, привыкли, что малая приходит, смотрит и танцует в любую погоду. Девочка полюбила их, дала каждому имя, и, если ей удавалось, что-то припрятать от школьного обеда, делилась с ними котлетами или рыбой. Старушки у подъезда, завидев ее, говорили: «идет кормилица кошек», — и не обращали после никакого внимания, пусть пляшет.