- Ты ж ее сроду не ел. Сколько тебя помню…
Ломов, не реагируя на его слова, занимался своим делом. В глазах Синдяшкина мелькнула догадка. Он хитро ухмыльнулся.
- Знаю, кого ты решил попотчевать…
***
Синдяшкин стоял у палатки хозчасти с надорванным конвертом в одной руке и письмом в другой. Шевеля губами, читал его. Улыбался.
Ломов нетерпеливо переминался с ноги на ногу рядом с другом и ждал, когда Синдяшкин расскажет ему о содержании письма.
Синдяшкин перестал улыбаться и растерянно вздохнул. Оторвавшись от письма, он повернул голову к другу. Глаза Синдяшкина были грустными.
- Варя уже не в Москве…
- А где?
- Попросилась на фронт. Сразу следом за нами… Направили сестрой, в медсанбат.
Ломов тоже изменился в лице.
- Вот, значит, как…
- Ночами теперь спать не буду, - сказал Синдяшкин и опустил голову.
Ломов, подбадривая друга, потрепал его рукой по плечу.
- Да ладно, Иваныч. Медсанбат – не передовая.
***
Распахнув шкафчик с медикаментами, Валентина перебирала их в поисках нужного.
В палатку медсанроты зашел Ломов, из-под шинели которого на груди топорщилось что-то очень объемистое. Ломов придерживал это «что-то» рукой. Повар замер у порога. Улыбнулся. Заслышав его шаги, Валентина повернулась к Ломову. Увидев его, тоже радостно улыбнулась.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте.
- На перевязку?
Ломов отрицательно помотал головой.
- На перевязку мне завтра.
Он полез за пазуху и осторожно извлек из-под шинели завернутый в тряпицу солдатский котелок с крышкой. Валентина удивленно наблюдала за действиями повара.
Ломов развернул котелок.
- Вот, завернул, чтобы не остыла.
- Что это? – спросила Валентина.
- Уха!
Валентина радостно всплеснула руками.
- Правда?
- Ну, Вы же сказали, что любите… Я и сварил, - Ломов окинул палатку взглядом. - Куда поставить?
Валентина кивнула на стол.
- Туда!
Ломов подошел к столу, аккуратно поставил на стол котелок и снял с него крышку.
Валентина тоже подошла к столу. Она с восторгом смотрела на янтарную уху в котелке, от которой шел парок. Наклонившись над котелком, медсестра вдыхала ее полузабытый запах. Ломов достал из-за пазухи завернутые в чистые салфетки ложку и несколько кусочков хлеба. Развернув, положил ложку и хлеб на стол.
- Можете кушать.
- Ой, здесь нельзя. Хотя…, - Валентина махнула рукой. - Когда много работы, нам разрешают.
Валентина уселась за стол и взглянула на Ломова, который нерешительно топтался рядом.
- А Вы? Давайте тоже!
- Не, я пойду.
- Давайте, давайте! – Валентина кивнула на вешалку. - Снимайте шинель!
…К палатке медсанроты приближался Орехов. Отряхнув валенки от снега, он зашел внутрь…
…Ломов и Валентина сидели за столом напротив друг друга. Ломов – спиной к выходу из палатки. Весело переговариваясь, они ели уху ложками из одного котелка.
На пороге палатки вырос Орехов. Увидев Ломова, он злобно сверкнул глазами. Ревниво и возмущенно передернул плечами.
- Опять этот повар!
Валентина подняла голову и посмотрела на Орехова с досадой, как на непрошеного гостя.
Орехов подошел к столу. Ломов положил ложку рядом с котелком и неторопливо поднялся. Повернулся к Орехову лицом.
На гимнастерке Ломова Орехов увидел Орден Славы 3-ей степени. Капитан изумленно вскинул брови. Хмыкнув, он кивнул на грудь Ломова.
- С каких это пор на кухне стали давать ордена?
Ломов, едва сдерживая улыбку, пожал плечами.
- Случается, товарищ капитан.
Орехов перевел взгляд на стол.
- А это что?
- Уха. Валентина любит. Вот я и решил…
- Понятно…, - Орехов смерил Ломова высокомерным взглядом. – Ты уху принес?
- Принес.
- Ну, так вали обратно – на кухню!
- Есть!
Ломов направился к вешалке за своей шинелью. Валентина с сочувствием посмотрела на повара. Потом - на Орехова, но уже с холодным укором…
…Удаляясь от палатки медсанроты, Ломов шагал в сторону кухни…
…Валентина сидела за столом и молча доедала уху. Орехов расположился на табурете напротив нее – там, где раньше сидел Ломов. Капитан нежностью смотрел на Валентину.
Она старательно отводила от Орехова глаза.
- Дурак этот повар, - Орехов кивнул на уху. - Разве путь к сердцу женщины лежит через это?
Валентина вскинула голову и посмотрела на Орехова с обидой за Ломова.
- Да откуда Вам знать, через что он лежит?
Опустив глаза, Орехов грустно вздохнул.
***
Ломов и Синдяшкин стояли у костра, готовясь снимать висящий над ним котел, в котором что-то варилось. В воздухе - совсем близко - гремела артиллерийская канонада.
Из-за палатки хозчасти вынырнул лейтенант Могилевец. Он быстро шагал к поварам. Приближаясь к ним, Могилевец крикнул на ходу.
- Фрицы накрыли кухню второго батальона!
Повара повернулись к лейтенанту. Могилевец остановился рядом с костром и со злостью махнул рукой.
- Только повара собрались раздать по ротам обед, а тут - артобстрел… И самих поубивало, и бойцов - которых прислали за пищей.
Ломов и Синдяшкин сочувственно покачали головами.
- Зампотыл приказал доставить обед на передний край с нашей кухни, - оправдываясь, Могилевец развел руками. - У меня людей нет… Так что придется вам самим, мужики.
Ломов и Синдяшкин переглянулись. Ломов решительно рубанул ладонью воздух.
- Самим так самим. Голодными бойцов не оставим!
***
Немецкие снаряды рвались совсем рядом с нашими окопами – то перед ними, то позади.
На командном пункте, накрытом маскировочной сетью, находились командир роты капитан Реутов и старшина роты старший сержант Панин. Оба вели огонь по наступающим немцам. От командного пункта роты в разные стороны тянулись окопы взводов. Бойцы в окопах тоже стреляли по фрицам, которые находились в 100-150 метрах от наших позиций. Наступающие немецкие пехотинцы «жались» к танкам, которые время от времени гулко стреляли из башенных орудий.
По «тиграм» била советская артиллерия.
Вот снаряд разорвался рядом с одним немецким танком, сорвав с него гусеницу. Вот загорелся другой «тигр»…
…Ломов и Синдяшкин в белых маскхалатах ползли к командному пункту роты с тыла, волоча за собой большущие баки с пищей. Оба были без оружия. На боку у каждого повара болталась объемистая фляжка…
…Ломов и Синдяшкин подобрались к окопу командного пункта и запрыгнули в него вместе с баками. Панин обернулся, увидел поваров и радостно заулыбался.
- О! Вот и обед! Спасибо, кормильцы!
Реутов тоже обернулся и улыбнулся.
- Хорошо! А то у бойцов уже животы свело, - он кивнул вперед. - Отобьем атаку – и сразу заправимся.
- Наркомовские сто грамм не забыли? – спросил Панин.
Ломов хлопнул себя по фляжке на боку.
- Водка кончилась. Но спиртяга есть!
Панин весело махнул рукой.
- Пойдет и спиртяга! За милую душу!
Реутов и Панин снова повернулись в сторону наступающих фрицев. Начали стрелять по ним из автоматов - короткими очередями, экономя патроны.
…К нашим окопам приближался единственный не подбитый артиллеристами «тигр», к которому «жались» пятеро бегущих по бокам от танка немецких пехотинцев. Реутов и Панин дали по ним несколько очередей. Убитые немцы упали в снег. Сам же танк продолжал угрожающе надвигаться на командный пункт роты. «Тигр» находился уже метрах в 60-80 от него.
Реутов повернулся к Панину.
- Чёрт! У нас же ни одной гранаты!