— Итак, какие вы сделали выводы? Когда думаете ликвидировать академическую задолженность?
— Даю честное слово, — второкурсник привстал, взмахнул ресницами гимназистки-недотроги и, запинаясь, словно с превеликим трудом выталкивал каждое слово, продолжил: — Вот приедет папа из весьма важной командировки и во всем разберется…
Декан снял очки, не спеша протер их и устремил на молодого человека взор, полный удивления и юношеского любопытства.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
— Примите телефонограмму, — раздался в трубке голос вышестоящей секретарши. — «Сегодня в шестнадцать ноль-ноль явитесь с последним пятидневным отчетом. Директор заготконторы райпотребсоюза Каплунов*. Все понятно?
— Все ясно, — ответил заготовитель Гулюк.
Спустя несколько минут он погрузился с головой в подготовительную работу. А без пяти четыре уже во всеоружии сидел в кабинете директора.
Первым Каплунов поднял Гулюка. Тот вскочил, одернул пиджак и стал вытаскивать бумажки из девяти карманов, дислоцированных на импортном костюме, и что-то читать…
Директор, видимо, поначалу решил, что заготовитель малость выпил и заговаривается; его же коллеги смекнули: «Разволновался, вот и в голове окрошка непутевая».
А Гулюк, воодушевленный тишиной, начал заново повторять теперь уже на память цифры:
— Молока закуплено с двадцати пасек… мяса — на пятьсот литров больше, овощей вместе с кишечным сырьем… шерсти сушеной… грибов тонкорунных…
— Ты что, насмешки демонстративные строишь или исподтишка место получше подыскал?
— Почему? — Оратор быстро заморгал глазами, точно вспугнутая бабочка-капустница крыльями. — Разве я позволю? Разве я не стараюсь, не прилагаю, не делаю соответствующих выводов?
— Довольно! — хватанул кулаком по столу директор. — Покажи свои шпаргалки!
Собравшиеся дышали чуть слышно, а один — простуженный — надрывно кашлял в кулак, с жалостью поглядывая на посеревшего приятеля.
Гулюк обреченно вытащил из карманов листки и протянул их Каплунову. Тот разложил их так, будто играл в подкидного, и стал рассматривать.
— Ясненько. Дела не знаешь, лодырничаешь, на рыбалке неделями забавляешься. А когда ответ держать — шпаргалки, как второгодник, изготовляешь. Давно приметил, что ты из карманов строго по расписанию вытаскиваешь отчетные сведения. А на этот раз все перепутал. Как нерадивый школяр! Неужто, Гулюк, ты полагаешь, что так можно выполнять доверенные обязанности? Надеешься, что подобный стиль сойдет с рук? Ошибаешься, и при том с серьезнейшими для тебя лично последствиями! — Директор отпил воды из стакана и закурил.
Заготовитель по-прежнему стоял, покрываясь то испариной, то легкой изморозью: «Все! — мелькнуло в его голове. — Сдам сейчас отчеты, документы, квитанционную книжку, деньги и поеду домой без должности, зарплаты, премий и приварка».
Предупреждаю, Гулюк, навеки, — продолжал руководитель конторы, — если в следующий раз не выучишь цифры или не разложишь сводки по карманам в надлежащем порядке — уволю! На, держи, — и протянул листки заготовителю, не успевшему от изумления закрыть рот.
ДОГАДКИ
Снег шел так величаво и торжественно, что хотелось, обнажив голову, остановиться и слушать этот тихий предновогодний вечер.
Инструментальщик Николай Широков медленно брел, с интересом поглядывал на густо заштрихованные морозом окна.
И все они в такой поздний час светятся! Везде, наверное, праздничные хлопоты. Вдруг Николай остановился: за двумя окнами квартиры, что на первом этаже, довольно четко резвились пляшущие силуэты. «Рановато ребята начали», — подумал Широков. И тут же увидел две фигуры, ощупывающие стены.
«Вот тебе на! — Инструментальщик закурил. — С полов переключились на стены, так сказать, с горизонтали на вертикали… Допились торопливые весельчаки».
Пригляделся, а один из компании вовсе до чертиков набрался: кажется, повис на люстре.
«Безобразие, словно купчики разгулялись!..»
А тут еще двое принялись чем-то ломать дверь и форточку.
В это время из подъезда вышел парень в рабочем комбинезоне.
— Вы что так торопитесь? — спросил Широков и улыбнулся. — Праздник, брат, не производственная программа, и его не обязательно досрочно встречать.
— Какая там программа! Помогаем новоселам…
— И я говорю — помогаете. Только не знал, что это вы ордер так активно обмываете.
— Да нет. Попросту выручаем друзей… Полы заново циклюем — бугристые, как старая мостовая. Обои переклеиваем — пузыри размером в полногабаритную подушку. Люстру перевешиваем — проводка оказалась чуть не в углу комнаты.
— Ну, а дверь?
— Замок наперекосяк врезан и открывался он… ножом и проволокой. Сейчас за форточки возьмемся — «набекрень» навешены… Короче говоря, грехи бракоделов подчищаем.
— Прости, мороз разгулялся и исказил картину.
— Ничего. А ты чего так поздно? Заложил, видать, малость и шастаешь ночью вместо того, чтобы елку дома наряжать.
— А ты тоже сообразительный. Со второй смены иду.
— Вот и я ошибся, — засмеялся парень в комбинезоне. — Выходит, и мои догадки липовые.
Ничего… Конечно, надо бы халтурщиков и бракоделов заставить так развлекаться.
ПРОСВЕЩЕННЫЙ ПАЦИЕНТ
Терапевт Котиков полулежал в кресле, обхватив голову, и поминутно судорожно отпивал из стакана воду. А давно известная больная Мария Егоровна сидела, развалившись на стуле, и победоносно смотрела на лекаря. В руках она держала исполинский портфель и нежно его поглаживала. Когда женщина ловко вытащила какую-то бумагу, Котиков побледнел, взглянул на гору вырезок, разбросанных на столе, икнул и вовсе повалился на бок…
Наблюдавшая все это медсестра, неслышно вошедшая в кабинет, бросилась к врачу, подложила под голову подушку, дала ему какие-то капли и побежала в соседний кабинет к коллеге Котикова, а затем в процедурную за шприцем.
Когда вернулась с врачом, увидела ту же картину, только застарелая посетительница уже бережно складывала в портфель вырезки.
— Выйдите, пожалуйста, вас через несколько минут примет другой врач…
Только Котиков пришел в себя, его коллега, тоже недавний выпускник института, настороженно спросил:
— Что с тобой, старик? Ты же никогда не болел. Первые разряды по бегу, лыжам и самбо. И вдруг — тяжелейший приступ.
И Котиков, растягивая слова, поведал:
Лечащий врач этой дамы в отпуске… И, видимо, не успел подготовить меня к встрече… Вот она на беззащитного и набросилась… Я — слово, она — два. Я — вопрос, она — дюжину. Я — предполагаемый диагноз, а она — косяк своих. И все точно сформулированные, и все с ссылкой на популярные и специальные медицинские журналы и газету.
Поначалу проявлял терпение и выдержку. А когда она сунула под нос пачку новых вырезок и потребовала в «соответствии с новейшими популярными рекомендациями» переписать еще несколько рецептов, почувствовал под ложечкой жжение, виски сжало, будто меня нокаутировали, а язык вовсе отнялся. Вот тогда она меня и доконала:
— Зря, уважаемый молодой человек, не следите за литературой, живете старым багажом… Лучше, пока не поздно, меняйте профессию. Вы, конечно, извините за грубость, но я весьма просвещенный в медицине человек. Мой лечащий врач, если хотите знать, без совета и согласия со мной даже валерианку не выписывает… Почему вы побледнели?.. Подождите, сейчас найду этот симптом, — и она стала рыться в портфеле. — Сразу же помогу вам.
И когда она вытащила какой-то справочник и том медицинской энциклопедии, я потерял сознание…
В это время тихо отворилась дверь, просунулась голова Марии Егоровны и раздался ее голос:
— Молодые люди, скорее кончайте консилиум, я жду! Мое состояние вызывает опасение, дорога каждая минута! — И резко прикрыла дверь.
«Вот тут-то, — как позже вспоминала сестра, — коллега Котикова тоже рядом с ним грузно опустился и сорвал галстук. Правда, я их обоих скоро привела в себя и черным ходом незаметно вывела из поликлиники на воздух».