— Как это мило. Правда, Ивона? Разве это не мило, что Томчик решил тебя навестить? О чем же я не должна узнать?
У Ивоны и Томаша одновременно вырывается возглас:
— Марта, пожалуйста!
Их голоса, сливаясь, звучат неприлично заговорщически.
— Ах, какая солидарность! Нет, это я прошу, пожалуйста! О чем я не должна узнать?
— Марта! Взгляни на нее! — Томаш стоит уже рядом с Мартой.
Но она больше не обращает внимания на больную Ивону, неподвижно лежащую на кровати. Марта пододвигает стул, садится, свободно кладет ногу на ногу. Она как никогда хорошо выглядит. Парикмахер сделал ей завивку. Ее слегка подкрашенные глаза блестят, на щеках появился румянец.
— Может, я не должна узнать о том, что ты трахнул ее двадцать лет назад? Об этом я не должна знать, Ивонка? А ты, Томочка, думаешь, что я об этом не знала?
Томаш кладет руку ей на плечо:
— Марта! Пожалуйста, пойдем домой. Здесь не место для подобного разговора.
— Нет, дорогой. — Марта сбрасывает его руку, как надоевшую муху. — Это самое подходящее место для такой беседы.
Марта говорит совершенно спокойно. Она смотрит Томашу прямо в глаза.
— Если бы у тебя было хоть немного такта, ты бы возразил. Или хотя бы сказал, что не трахнул ее, а занимался с ней любовью, или что-нибудь в этом роде…
— Марта, я…
— Да замолчи ты, глупец! — Марта повышает голос, не замечая, что Ивона вздрагивает от ее крика.
Марта видит только мужа, которому она наконец может сказать о том, что ей было давно известно. — Ты думаешь, я об этом не знала? Я жила с этим двадцать лет. Я знала, что в тебе это сидит. Но ты не можешь с ней быть!
Тогда Ивона слабым голосом просит:
— Уйдите отсюда. Это не мое дело.
И Марта, словно только сейчас заметившая, что они с Томашем не одни, оборачивается к кровати:
— Нет, это твое дело!
— Нет, дорогая. — Ивона не хочет отказываться от своего права на покой. — Это не мое дело.
— Если можно… — неловко пытается заявить о своем присутствии Томаш, — мне бы хотелось это прояснить. С вами обеими.
— Нечего тут прояснять. — Ивона подтягивает к груди одеяло.
— Так это правда? — спрашивает Марта на выдохе. Всю жизнь она надеялась, что, если дело дойдет до объяснения, Томаш станет все отрицать.
— Оставьте меня в покое. Просьба Ивоны звучит мольбой. Женщины смотрят друг на друга. Голос Томаша, как всегда, спокоен:
— Это правда. Да, Марта, во время забастовки, в институте, с нами произошел этот… случай. — Глядя на Ивону, он тихо добавляет: — Прости.
— За что? Это правда…
— Атмосфера или бог знает что… — Томаш, опустив глаза, неподвижно стоит перед Мартой.
Ивона переводит взгляд с него на нее, ее тонкие, измученные руки со следами от иглы венфлона[1], вынутой на дневной перерыв, крепко сжимают пододеяльник. Сейчас!
— Я тебя любила. И все. Я боролась.
— Со мной? — Марта поднимает голову, ее бесконечно удивленный взгляд встречается со взглядом Ивоны, в глазах обеих таится боль.
— Не с тобой, а за Томаша. — Ивона не отводит взгляда от карих глаз. Пусть знает. — Я его любила.
— Но… — Томашу вновь хочется напомнить о своем присутствии, но женщины не обращают на него внимания.
— Я проиграла. — Ивона замечает, что уголки губ Марты начинают дрожать. — Поэтому и уехала.
— Вот оно что. Она уехала. Сколько лет можно думать о случившемся?
Марта смотрит то на Томаша, то на Ивону.
— Ничего и не случилось. — Ивона безразлична. Она сказала все, что хотела.
— Случилось. — Для Томчика существует только Марта. — Как ты могла выйти за меня замуж и не признаться, что все знаешь?
— Это было твое дело. Ваше дело! — Марта резко встает. — Что я должна была сказать? «Знаю, что ты на мне женишься от тоски по ней»?
— Что ты говоришь? — Голоса Томаша и Ивоны вновь звучат одновременно.
— Очень интересная встреча, вы не находите?
— Столько лет… Ты ни слова не сказала… — Томаш обращается к жене.
— Но ведь и ты обещал быть честным! — Марта отбрасывает волосы назад.
— Я сдержал слово.
— А она? — Взмах руки по направлению к кровати.
— Ивона для меня не существует! Это было давно… Я тебя любил, не хотел потерять! Ивона уехала. Прошлое не могло быть настолько важным, чтобы разрушить настоящее! Я был с тобой искренен. Всегда. Это ты была нечестна.
— Да?
— Ты знала, но никогда меня не спросила. А я все эти годы боялся тебя ранить ничего не значащими для нас воспоминаниями. Тебя это тяготило, Марта.
— Ты, наверное, шутишь? — Голос Марты ядовит. — Я? Я — виновата? Не уверена, правильно ли поняла… — Марта замечает, что Ивона хочет что-то сказать, поэтому с угрозой во взгляде обращает к ней лицо. — Нет, нет, молчи, ты так замечательно умеешь говорить, что мы можем забыть, о чем речь. — И, поворачиваясь к мужу, спрашивает: — Так это я виновата?
— Ты все знала и никогда ни о чем не спросила. У тебя было серьезное преимущество, Марта. Чистосердечие нас объединяло, не правда ли?
— Объединяло?
— Я все эти годы пытался доказать тебе…
— …что сможешь о ней забыть?
— Он никогда меня не забывал. — Они не видят ее, Ивоны, наверняка не видят. — Невозможно забыть того, кого никогда не помнил.
— Ивона больше не существует для меня, Марта. Речь идет о нас.
Нет, неправда. Марта смотрит на пестрое белье на кровати, но словно не видит Ивону.
— Как ты смеешь это говорить? — негодует Марта. — Как ты смеешь приходить сюда и говорить, что она для тебя не существует? Ты, негодяй… Ты!.. Как ты можешь в ее присутствии так говорить? Она не заслуживает, чтобы с ней обращались подобным образом! Если бы не она…
— Оставьте меня, черт побери, в покое наконец! — набравшись сил, старается их перекричать Ивона.
— Я уважаю Ивону и восхищаюсь ею. Но люблю я тебя, Марта. И не хочу тебя терять. Она знает об этом. Я не могу осчастливить вас обеих. Я сделал свой выбор, но, боюсь, мне не удастся тебя, Марта, сделать счастливой. Никогда. И Ивона тут ни при чем. Я думал, что-то изменилось, особенно в последнее время. Но я не должен был тебе доверять. — Томаш выдерживает взгляд Марты, затем подходит к кровати, берет руку Ивоны, целует вялую ладонь. — Спасибо тебе за все. Спасибо. До встречи.
— Уходишь? — Марта стоит в дверях, преграждая путь. — Так просто ты не уйдешь!
Томаша пробирает дрожь от тихих слов Ивоны:
— Марта! Позволь ему уйти!
Ласковым движением он отстраняет Марту. В его глазах печаль.
— Увидимся дома. Может, тогда нам удастся поговорить. Наверное, уже пора.
— Лапоть, вот ты кто! — Марта отступает, освобождая ему путь.
Томаш выходит, Марта резко захлопывает за ним дверь.
— Этот лапоть — твой муж. — Ивона рассержена на Марту.
— Ну и что?
— Я жалею о том, что он выбрал не меня. — Ивона с усилием приподнимается на локте. — К сожалению, он выбрал не меня. Ты любого уморишь, лишь бы все было по-твоему. Ты не слышишь, что он говорит, потому что все должно быть так, как решила ты.
Марта медленно приближается к ее кровати:
— Отвратительная сцена! И мне пришлось в этом участвовать! Когда я тебя защищала…
— Я не нуждаюсь в твоей защите, Марта. — Ивона печальна. — Уже нет. Мы знаем, как все было. Прости, что так произошло. Но я уехала. Уехала, как только узнала, что он меня не хочет. — Плачет. — Что вам еще от меня нужно? Я ведь уехала. Уехала, уехала! Оставьте меня в покое хоть теперь…
Ивона всхлипывает, неловко вытирает глаза, отворачивается от света и Марты, натягивает на себя одеяло. Сейчас она спрячется, и никто ее не найдет.
Марта смотрит на нее, мгновение неподвижно стоит у дверей. Не слышно ни звука. Затем она медленно подходит к кровати.
— Ивона?
Но та не отвечает. Марта наклоняется к ней, приподнимает одеяло:
— Ивона?!
— Не втягивайте меня в ваши дела, пожалуйста… Я уже… Марта срывает с Ивоны одеяло:
— Посмотри на меня!
И Ивона смотрит. Приподнимается. Ее ресницы еще влажны.
— Тебе недостаточно того, что я уехала? — Ивона требует ответа.