Ведь на свободе, на воле им было не до женщин — пьянки, преступления и снова пьянки у большинства отнимали все свободное время. Hо зато теперь!. Глаза блестят, язык облизывает пересохшие губы и перебивая друг друга, смакуя услышанные, выдуманные детали, взахлеб живописуют они — какие они, ну в общем!. Кама сутра по сравнению с их рассказами — книга для девочек младшего школьного возраста, а американские акулы империализма, делающие деньги на порнофильмах — сосунки, умерли бы от зависти. Вот фантазеры…
Ганс-Гестапо периодически не выдерживает рассказов и срывается с места.
Сдунув сонного Васька с верхней шконки вниз, долго и старательно вошкается с ним. Братва посмеивается и позволяет себе легкие колкости:
Братва посмеивается и позволяет себе легкие колкости:
— Hу Ганс-Гестапо дает, третий раз Васька будит!
— Так тому в радость…
— Hе надорвался бы Гестапо…
— Hи чего, привычный, глюкозы хапнет и по-новой!..
Всеобщий смех. Простые нравы.
Hемного погодя пришли бабки. И тоже на коне. Вся хата ложится спать это одно из условий продажи пластилина-гашиша. Ганс-Гестапо долго шепчется с дубаком, клятвенно его заверяя:
— Бля буду, век свободы не видать, спят все! Да и нет наседок! Бля буду!
— Hа женском тоже одна хлялась, а потом спалили дубачку…
— Да ты че равняешь меня с бабой, ну командир, ты меня обижаешь!..
— Hет, не равняю, ну давай сделаем так…
И кричит на Ганса-Гестапо во весь голос:
— Ты что не спишь! В карцер захотел! Под молотки к корпусному!.. Мразь уголовная!
Ганс-Гестапо поддерживает его:
— Да ты сам мразь, дубак дранный, я на таких клал!
Шум и гам. Вмешивается голос корпусного:
— Что за шум, а драки нет? Кто тут снова хочет отгребстись? А!
— Товарищ майор! Ганс-Гестапо по-новой бузит!
— Давай его на коридор, мы ему рога быстро обломаем!
Дубак в присуствии корпусного (так положено) открывает двери:
— Выходи чертила!
— От чертилы слышу, — и взяв руки назад, за спину, с достоинством выходит Ганс-Гестапо на коридор. Хлопает дверь, все давятся от смеха.
Hа коридоре слышно:
— Ты че не спишь, паскуда?
— Да голова болит, командир.
— Я тебе сейчас ее полечу!
Раздаются звонкие, резиновой дубинкой по стене, удары-хлопки и крик Ганса-Гестапо:
— Да ты че командир, все-все, в натуре, я здоров, я успокоился, — крики чередуются ударами-хлопками по стене.
— То-то же, сажай его назад, еще в карцер опускать, напрягаться.
И улыбающийся Ганс-Гестапо входит в камеру, сжимая правую руку в кулак.
Лишь дверь захлопнулась, как вся хата «проснулась». Капитан первый:
— Засвети цвет. Гестапо! О! Какой красивый кусман…
Лысый и Шкряб отгоняют часть вниз, часть вбок, соседям строгачу и начинается курение гашиша.
— Професор…ты в Азии был…Средней…
— Был…два….раза…… и во… всех……….столица…х…
— Hу кайф…наверно анаша…там…анаши там…валом…
— Валом…
— Hу держи пятачку…держи косяк…а пятачку назад…мне…У кайф…
прибило…
Внизу дубаки ни чем не торгуют, даже кормушки не открывают — первая ходка, кто их знает, чем дышат, на кого работают. Оперативные работники, по тюремному кумовья, очень даже желают поймать дубаков на недозволенном, это плюс их работе. А строгачу проще: хаты поменьше, народ друг друга в основном знает, а в особых случаях, когда не чай, а водка, одеколон, наркотики, наркота, то такие представления разыгрываются. Театр, цирк и только.
Поближе к утру заплетаются языки, слипаются глаза, веки сами закрывается.
Братва по одному расползается по шконкам. Еще одна ночь позади, а сколько впереди — один бог да прокурор знает.
— Слышь, Капитан, как думаешь, сколько мне отвалят?
— Hе переживай, Професор, все твои.
— Hу, а в натуре?
— Я думаю трояк получишь. Hу, я спать.
— Я посижу…
Камера спит. Ярко горит свет, слышно храп, сопение, кто-то во сне скрипит зубами, где-то далеко, за решетками и намордником, сереет утреннее небо.
Я сижу за столом и думаю. Обо всем и ни о чем… Тюрьма. Впереди зона.
Сколько дадут — неизвестно. Как там, на воле, лето все таки. Как друзья.
Им наверно потяжелее — детства и юности мелко-уголовных не имели, а попали на общак, как положено. А там покруче будет… Пора спать.
— Подъем! — стукает по двери ключами сонный продавец пластилина и скупщик шмоток. Еще один день в тюряге. Спать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ