Так и провел первую ночь, самую ужасную в моей жизни. Несколько глубоких вдохов-вздохов, задержка дыхания, долгожданное тепло, падение на ледяной бетонный пол, сон, похожий на обморок, глубочайший, без каких-либо сновидений или тревог, пробуждение от ледяного холода, пронзившего насквозь. И снова полный цикл.
Утро встретил даже выспавшийся и несколько посвежевший. Тело болело меньше, только беспокоило частое мочевыделение с резью в канале, болезненное, с кровью. Видимо, слегка отбили мочевой пузырь или почки…
Лязгнула кормушка, это были первые звуки, услышанные мною в этой хате, дали кипяток, настоящий обжигающий кипяток и пайку хлеба на день. Я вспомнил, что вчера вообще не кормили, но чувство голода отсутствовало полностью, меня волновал больше я сам. Правильнее сказать, мои новые возможности и ощущения. «Может, я совсем мерзнуть перестану, как пингвин» — пошутил мысленно.
Я пружинисто, легко, гуляю по хате, в которой кружатся снежинки, в окна, сквозь решетки, врывается морозный, бодрящий ветер. Он пронизывает меня насквозь, но я не мерзну.
Мое тело, мой мозг захлестывали огромные волны, то холодные, то раскаленные. И это было необычно, ощущения были странные, непривычные, но приятные. Меня распирало от возбуждения, казалось, если я подпрыгну, то взлечу. Каждая клетка моего тела была переполнена внутренней энергией, неизвестно откуда взявшейся, силы не физической, не физической энергии, а какой-то новой, необычной.
Гуляя по камере, периодически делая непроизвольно глубокие вздохи-вдохи и задержку дыхания, я не заметил, как наступил обед.
Лязгнула кормушка, я получил миску обжигающего кипятка. Миска была обыкновенная, алюминиевая, с выщербинками по краю… Я посмотрел на кипяток, на струи тонкие прозрачного пара, тающие в морозном воздухе камеры и вылил его в парашу. Он мне был не нужен… Я не мерз! Только лицо стягивало и руки были серо-синего цвета. Цвета отожженной стали…
После обеда я вновь принялся гулять по камере. Сверху бетонного пола Тюлень приказал наварить уголок, металл, он исчиркал весь пол, получились квадраты со сторонами примерно сорок на сорок сантиметров. Я шагал то по пластинам уголка, то, перешагивая через них, видя сквозь стены заснеженную, промороженную насквозь землю, съежившихся от холода людей, уснувшие в снегу сосны, ели, березы… Дома звенели от стужи, казалось воздух разломится на миллиарды кусков, если по нему ударить… Куски разлетятся по вселенной, по галактикам, разнеся на миллиарды миллиардов километров цивилизацию на Земле…
Я видел сквозь стены черные блестящие мысли майора Тюленева, он строил зловещие планы по исправлению не только осужденных, нет он замахивался на большее, ему не давала покоя слава Наполеона, Гитлера, Сталина… Диктатор Тюленев! Статуи, бюсты, портреты, по всей стене осел иней, сложился в узор, напоминает сказочный лес… По всей стране портреты, бюсты, памятники, все офицеры носят усы аля-Тюленев, вся страна ходит строем, все мужчины старше двадцати лет носят усы аля-Тюленев и ходят строем, вся страна — в столовую, в баню, на работу, в клуб… Посередине страны стоит памятник высотой до неба — диктатор Тюленев, широко расставив ноги, грозит дубинкой западу…
Я видел мысли, седенькие, незаметные мысли полковника Ямбаторова, собирающего досье на каждого не только в зоне — осужденного или офицера, ему все равно, но и на каждого человека в стране… Толстое подробное досье, каждый день двадцать-тридцать докладных от стукачей…А на стукачей другие стукачи строчат докладные… Вся страна опутана паутиной, а нити в пухлом кулаке якута Ямбаторова, высоко взлетевшего в своих мечтах…
Я видел мысли каждого осужденного в зоне, в Омске, в стране… Я только плохо видел мысли свободных людей, неотчетливо, неясно, они были туманны, серы, неясны… Непонятно, то ли он жрать хочет, то ли гулять… То ли дело мысли зеков — они кристальны, чисты, точно сформулированы, отлиты в холодные искристые льдины-айсберги… Я хочу жрать! Я хочу спать! Я хочу свободы! Я хочу свободы!!! Я ХОЧУ СВОБОДЫ…
Я гулял по камере, переполненный возбуждения, необычных чувств и открывшихся мне возможностей… Я видел новые цвета, краски, не имеющие названия и определения, я слышал звуки кристально чистые, необычные, в необычной тональности, недоступной мне раньше…
Незаметно наступил вечер, за окном стало сине от сумерек, снежинки кружились надо мною, кипяток я вылил, не задумываясь, в парашу… И продолжал гулять… Я начал изобретать маршруты, я ходил зигзагом, восьмерками, необычными извилистыми траекториями, каждую секунду меняя направление… Со стороны это наверно выглядело бессмысленно, но это я наслаждался свободой! Я был свободен!! Свободен!!!
Я подолгу рассматривал свои худые руки, они были красивого цвета — ногти на пальцах стали белоснежны и блестящи, как будто из серебра, пальцы удлинились и были сиренево-фиолетово-стальные… Все жилки, сосуды были таково же цвета, только темнее и выпуклые, резко выделяясь на натянутой коже…
Наступила ночь… Я сделал несколько глубоких вдохов и задержал дыхание… Внезапно подумал, что я настолько свободен, что могу не начать дышать, все в моих силах, в моей воле… Затем я непроизвольно для себя весь сжался и изо всех сил напрягся… Меня поразила такая сила, пронзила такая волна огня, что я испугался — вдруг растаю… Я не упал, как раньше, а спокойно улегся на металл уголка, удобно расположив тело между пластинами, один тапочек подложив под костлявое бедро, другой под плечо и уснул… Напоследок сделав еще раз, лежа, новое упражнение — вдох глубочайший, задержка дыхания, общее, изо всех сил напряжение — и сон…
Мне снились замерзшие цветы. Они висели в темно-синем космосе, фиолетовые, синие, белые… Они были ледяными, они звенели даже от света звезд, падающего на них, они… Проснулся я не от холода, а от мысли, что нужно сделать упражнение… И снова сон…
Но этот раз мне снились замерзшие бабочки — синие, белые, фиолетовые… Они висели в лунном свете и мерцали ледяными крыльями в узоре инея…
… Снова спокойное пробуждение для выполнения упражнения…И снова сон…
На этот раз замерзший океан… Но не лед на поверхности, белый, непрозрачный, нет, нет, волны замерзли, застыли, в своем естестве, как они набегали на берег, так и застыли, переливаясь и искрясь в свете тусклого зимнего солнца… Они были зелено-синие, зелено-синие, и в них, сквозь них, были видны замерзшие рыбы, водоросли, камни… На берегу сидел я, худой-худой, с длинными волосами белоснежного цвета и без одежды, без очков… Я тоже был ледяной…
Проснулся я от жуткого холода… Вскочил, сделал быстро и первое, и второе упражнение, горячая волна залила меня с головы до ног, пронзила насквозь, вернулось с ног до головы, огромное возбуждение захлестнуло меня, я подпрыгнул и повис перед решеткой. За нею вставало желто-синее, в морозной дымке, солнце…
Из-за забора, покрытого инеем… Узор инея был необычен и складывался в незнакомый рисунок… Приглядевшись, узнал — это были волны из моего сна… Замерзшие океанские волны, колючая проволока стала серебристой, в сетке-рабице запутались лучи ушедшей в космос луны… Насмотревшись, я плавно опустился на пол…
Лязгнула, звеня, долго-долго, на высокой ноте кормушка… Дали пайку, я положил ее рядом с несъеденной вчерашней на батарею, баланду вылил в парашу… Я свободен в своих поступках, желаниях, мыслях… Даже бетонные стены в узорах изморози не являются для меня преградой…
Я снова гуляю по камере… Я гуляю и сочиняю роман… О том, как хиппи за листовки попал в зону, на шесть лет…
Обеденную и вечернюю баланду выливаю в парашу… Мне не нужна еда моих врагов! Я выше этого! И выше самой высокой горы в мире! Но не размером, не ростом! Нет! Мыслями, чувствами, возможностями!
Я стоял на огромной-огромной горе, на самой вершине… Из белоснежного льда, вокруг меня бушевали свирепые ледяные ветры и ураганы, из самых глубин космоса они ревели, бушевали, звенели, я же был спокоен и уверен, я даже немного улыбался, чуть-чуть, самую малость, я стоял непоколебимо, ветры меня не касались, даже кожи, ну, самую малость, обдавая кожу легким холодком… Я был гол и красив, я был эталон красоты, идеал, поэтому я и стоял на вершине…Чтобы не только люди Земли, но и из других миров могли меня рассмотреть и понять собственное несовершенство… Волосы мои развевались, как нимб, борода спускалась ниже колен, волосы и борода были белоснежны… Глубокий морщины мудрости взрезывали глыбу моего лба…