— Нужно просканировать твой мозг, это не займет много времени.
Я молча кивнула и вошла в комнату. Дверь оставила открытой. Мне было все равно, последует он за мной или останется ждать в коридоре. Он зашел следом и прикрыл дверь.
— Что с тобой происходит? — спросил он, подходя ближе.
— Ничего особенного, собираюсь помыться, — ответила я, принявшись развязывать пояс рабочего халата. С некоторых пор меня перестал волновать вопрос, что дверь не закрывалась.
Филипп отвернулся и деликатно удалился вглубь комнаты. Я скинула халат и забралась в горячую жидкость. Это стало моим любимым занятием. Жаль, что в ванне не получалось валяться целыми днями. Даже утром из-за недостатка времени я могла позволить себе только душ. Зато вечером никто не мог запретить мне проводить в ванне столько времени, сколько я пожелаю. Но, видно, не сегодня. Я понимала, что нужно торопиться, что терпение Филиппа не бесконечно. И хотя меня мало волновало его состояние, довольно быстро я выбралась из ванны, обтерлась полотенцем и надела свежий халат, который про себя обозвала парадно-выходным.
— Я готова, — окликнула я Филиппа.
Он подошел, взглянул на меня и ничего не сказал. Со злорадством отметила, что его глаза наполнены грустью, а на смуглом лице проступает бледность. Увиденное доставило удовлетворение, хотя зла ему я не желала, как, впрочем, и добра.
Дорога во врачебный пункт прошла в молчании. Я двигалась на небольшой дистанции позади Филиппа. Идти рядом с ним мешало какое-то чувство, природу которого я не могла определить.
Второй раз за последнее время сердце мое повело себя, как живое, когда мы переступили порог приемной. Оно опять сильнее забилось в груди, и мои ладони слегка вспотели.
Филипп повернулся ко мне, и стало заметно, что он силится что-то сказать, но произнес лишь:
— Я буду ждать тебя здесь.
В этот раз я сразу вошла во второй кабинет через дверь, ведущую непосредственно из приемной. Оказывается, я не разучилась радоваться, потому что добродушный вид улыбающегося Алексея доставил мне настоящее удовольствие.
— Теперь мы будем видеться чаще, а точнее каждый день, — он приветливо схватил мои обе руки и крепко пожал их. — Я рад этому факту.
— Я тоже очень рада, — непривычно было ощущать, как губы непроизвольно растягиваются в улыбку. Этот врач казался мне приятным человеком.
После некомфортной процедуры мы еще немного поболтали. Алексей интересовался моей работой и эмоционально ругался, когда узнал, в чем она заключается. Он умудрился рассказать о многом и ни о чем одновременно. Я узнала, что общество в колонии делится на классы. Тот, в котором обитала я, относился к самому низшему. Туда ссылали всех неугодных. Был еще средний, к которому относился он сам. Я так поняла, что по количеству этот класс многочисленнее остальных. Самой могущественной была верхушка — высший класс. Они выполняли функции и руководителей, и законодателей, и еще неизвестно кого. Алексей рассказал мне, что все ресурсы, которые необходимы для существования под землей, они добывают сами, что у них дефицит питьевой воды. Это я уже и сама поняла, видя, с каким трудом она добывается. В комнате графин не пополнялся, пока не опустошался полностью. Воду они умели экономить. Та вода, что использовалась для купания, была вовсе не водой, о чем я уже тоже догадалась. Ее они добывали в химической лаборатории в большом количестве путем выжимки неизвестно из чего. Кстати, ни мыла, ни мочалки не требовалось для мытья, жидкость содержала все необходимые дезинфицирующие вещества.
Мы тепло простились с Алексеем до завтра, и я с улыбкой покинула его кабинет. Улыбка моментально сползла с лица, как только я увидела Филиппа. Одновременно с этим в его глазах потухла радость, не успев даже разгореться.
На обратном пути он не сказал ни слова. Проводил меня до двери и удалился быстрым шагом.
Лежа в постели без сна, я пыталась размышлять. Почему Алексей вызывал у меня доверие, а Филиппа я не могла видеть? Почему, стоило ему появиться, как я замыкалась в себе? Не потому ли, что считала его отчасти виноватым в том, что со мной произошло? Если даже попытаться думать отвлеченно от той мерзости, что проделывали со мной двое так называемых врачей, сюда-то меня привел именно Филипп. Значит, он и виноват. И что-то мне подсказывало, что он не мог не догадываться обо всех тех бесчинствах, что творятся во врачебном пункте. Знал и привел меня туда. Если даже в тот момент не знал, то потом-то уж точно его поставили в известность, а он даже не попытался хоть как-то оправдаться передо мной. Однозначно виноват, вынесла я вердикт и погрузилась в спасительный сон.